– Элизабет, были времена, когда в моей голове рождались самые разные безумные планы. Я мечтал о таком мире, в котором богатый фабрикант и бедный учитель были бы равны. И я действительно верил, что смогу связать свою судьбу с вашей…
Он покачал головой, словно хотел сказать: «И как я мог быть таким наивным?».
– У меня тоже были такие мечты, Себастьян, – мягко сказала она. – Но теперь реальность настигла нас. Мир таков, каков он есть, и противиться его законам неразумно. Последние события еще раз доказали нам это.
Его долгий взгляд был для нее наградой за это признание. Он был таким теплым и проникновенным. Вдруг она засомневалась в том, что делает. Могла ли она просить его об этом? Он был очень порядочным человеком. Человеком с моральными принципами. Не потеряет ли она его любовь?
– Вы все-таки решили не разводиться? – неожиданно спросил он.
Она лишь однажды намекнула ему об этом, но прекрасно понимала, что эта новость его беспокоит.
– Да, – призналась она, быстро обдумывая, что сказать. – Мой муж получил на войне тяжелое ранение, и я не смогла найти в себе силы потребовать от него развода. Мы, женщины, все-таки очень чувственные создания. Я останусь рядом с ним, даже если этот брак будет означать для меня только холод и одиночество.
Она видела, что ему страшно хотелось обнять ее. Подарить ей утешение и тепло, всю ту нежность, которой ей так не хватало, но он не решался, и она не сделала ничего такого, что могло бы сподвигнуть его на это.
– Госпожа Шмальцлер, наша экономка, тоже собирается в январе в Померанию, она уходит на пенсию и будет там жить. Может быть, вы поедете вместе с ней?
Он покорно кивнул и сказал, что это, конечно, было бы неплохо, поскольку их экономка знает те края. Затем он взял со стула свою шляпу и встал.
– Я в вашем распоряжении, Элизабет. – Он слегка поклонился. – Я сделаю все, что будет вам приятно и полезно.
46
– Мои дорогие…
Алисия сделала паузу и откашлялась: ее захлестнули эмоции. Впервые она произносила за столом рождественскую речь. Все предыдущие годы эту обязанность брал на себя Иоганн.
– Мои дорогие гости, – продолжала она, оглядывая своих близких, сидящих за праздничным столом. Разве она не счастлива в кругу своей большой семьи? Конечно, она должна быть благодарна Господу за это. Даже если сейчас за столом присутствовали не все дорогие ей люди.
– Я очень рада видеть вас всех вместе в этот рождественский вечер. Мы встречаем первое Рождество после тяжелых лет войны с благоговением и благодарностью, поэтому…
Ее прервал сердитый возглас. На пол, где сидела Роза с детьми, упала вилка, послышался взволнованный шепот Розы:
– Хенни, прекрати. Пожалуйста! Отдай Лео эту ложку. Хенни, прошу тебя. Иначе бабушка рассердится.
– Нееет! Я хочу ээээту…
Взрослые начали перешептываться, качая головами, и тетя Хелена сказала, что лучше было бы оставить детей наверху. Китти поднялась со своего места и взяла на руки дочку. Та громко причитала.
– Тише! – набросилась она на малышку. – Иначе пойдешь в постель.
Хенни хныкнула еще пару раз, но послушалась: все же ей разрешили сидеть на коленях у мамы. Лео, торжествуя, держал в кулаке десертную ложку, которую ему удалось заполучить.
Алисия, нахмурившись, наблюдала за этой сценой. Почему дети стали такими строптивыми? Все-таки им не хватало отцов.
– Мне особенно приятно, что мой деверь Габриэль приехал к нам вместе со своей милой женой Хеленой, а значит, старая традиция рождественских визитов продолжается.
Китти взяла накрахмаленную салфетку, чтобы ее дочурка смогла высморкаться. Она никогда не любила тетю Хелену и дядю Габриэля и, в общем-то, была даже рада, что из-за проблем с поездами в последние годы тем не удавалось их навестить. Однако сейчас ей было жаль их. Двое их старших сыновей погибли на войне, третий умер от воспаления легких, у них осталась теперь одна дочь, к тому же весьма болезненная. «Дядя с тетей убиты горем, они даже выглядят какими-то высохшими, сморщенными, – подумала Китти. – Интересно было бы их нарисовать. Все эти морщины и складки. Опущенное веко дяди». Нет, он ничуть не походил на папу, хотя и был его младшим братом. А тетя всегда, когда говорила, прикрывала рот рукой, потому что у нее не было одного переднего зуба.
Пока мама приветствовала старых добрых друзей, преподобного отца Лейтвина и доктора Грайнера, Китти поглядывала на Мари. О, она могла себе представить, как несчастна сейчас ее дорогая золовка. Госпожа директор Вислер, эта назойливая болтунья, вчера на рождественской мессе со слезами на глазах нашептывала им, что, мол, бедный Пауль Мельцер в руках Божьих. Кто знает, что она под этим подразумевала.