Он говорил все громче и громче, покраснело не только его лицо, но и шея. Замолчав, он снова вздернул подбородок, выдвинул вперед нижнюю челюсть и огляделся кругом, нет ли еще каких-нибудь возражений. Иоганн Мельцер откинулся на спинку стула, чтобы Ханна могла убрать пустую тарелку. Альфонс Бройер смотрел прямо перед собой неподвижным взглядом. Казалось, у него на языке вертелись всевозможные варианты ответа, но он, очевидно, был полон решимости не разжигать семейную ссору в день рождения своей тещи. Однако Китти вовсе не испытывала подобных опасений.
– Странно, – сказала она, промакивая губы тканой салфеткой. – Если мы не уступаем, почему мы до сих пор не победили? Я не могу этого понять, дорогой Кристиан. Это, конечно, потому что я всего лишь женщина. Представь, когда-то я действительно верила, что эта глупая война закончится через три месяца, но вот уже два года как она не кончается.
Фон Хагеманна не на шутку распалила эта наивная женская болтовня, на которую он теперь – в конце концов, не мог же он игнорировать Китти или запретить ей говорить – должен был ответить со всей подобающей вежливостью.
– Моя дорогая Китти, причин тут много, и их нелегко понять женщине. Для этого необходимо знание военного дела.
– Ты, конечно, прав, – кивнула Китти, поправляя с позволения мужа его галстук. – Я считаю, что если план битвы имел результат, то объяснить его очень легко, но если план не сработал, все становится ужасно сложно, потому что каждый из участников считает, что виноват другой. Не так ли, папа?
После этих слов наступило неловкое молчание, фон Хагеманн постарался выдавить из себя снисходительную улыбку, в то время как Иоганн Мельцер сдержал усмешку.
– Мои дорогие гости, – раздался голос Алисии. – Я рада приветствовать в своем доме еще двух гостей. Господин доктор Грайнер и его коллега доктор Мёбиус оказали мне честь и оставили свою работу в лазарете.
Все поднялись, чтобы поприветствовать прибывших – более подходящий момент для их появления было бы трудно придумать, потому что Риккарда фон Хагеманн как раз поджала губы и уже была готова поддержать своего мужа. Теперь разговоры о смысле или бессмысленности войны были на время прекращены. Эльза и Августа принесли стулья, в то время как Ханна положила на стол приборы. Вместе с докторами пришла и Тилли, дежурившая в госпитале.
– Желаю тебе счастья и благодати, дорогая тетя! – Она расцеловала Алисию в обе щеки. – И, пожалуйста, не сердись, я не успела переодеться.
На ней было простое темно-синее хлопковое платье, она сняла только белый фартук. Туфли ее тоже не подходили для торжества. Однако Китти заверила ее, что в этом платье она выглядит просто потрясающе, так как оно прекрасно контрастирует с ее светлыми волосами.
– И вообще, я нахожу, что в последнее время ты выглядишь намного… взрослее, – продолжила болтать Китти и посмотрела на Элизабет, которая сначала нахмурилась, но затем кивнула. – Ты превращаешься в соблазнительную красавицу, моя дорогая, – заметила Китти. – Садись рядом со мной, Тилли. Тебе вовсе не обязательно краснеть. Не правда ли, Мари? В Тилли есть что-то от маленькой русалки. Может быть, ты станешь моей моделью, Тилли? Я нарисую тебя на скале с распущенными волосами и рыбьим хвостом у синего моря.
Тилли была смущена множеством комплиментов, но больше всего ее смутил безмятежный взгляд молодого врача. Доктор Мёбиус сидел напротив нее, он вежливо ответил на вопросы Гертруды Бройер о ее боли в пояснице, то и дело посматривая на девушек. Конечно же в первую очередь он должен был обратить внимание на Китти: она всегда привлекала внимание представителей противоположного пола, но Мари заметила, что он пристально смотрит на Тилли Бройер. К тому же выражение его лица говорило о том, что он ее внимательно слушает.
«Да, он, без сомнения, привлекательный мужчина, – подумала Мари. – Серые глаза, которые кажутся очень светлыми из-за черных волос, красиво изогнутые брови, прямой нос, аккуратная, ухоженная бородка. Изящные руки, как у пианиста. Элизабет рассказывала, что он был выдающимся хирургом».
Еще до того, как подали второе, Иоганн Мельцер поднялся, чтобы произнести краткую речь. Это был долг, который он выполнял не слишком охотно, ведь супружеские отношения не всегда были гармоничными, но он, разумеется, виду не подал. Мари пришлось похлопать Ханну по плечу, иначе от волнения та не успела бы вовремя наполнить бокалы гостей.
– Давайте поднимем бокалы, несмотря на ливень, несмотря на войну, и чокнемся за день рождения. И пусть на вилле будет еще много таких радостных праздников – в лучшие, мирные времена.
Выпили за благополучие Алисии, затем за императора и многострадальное отечество. За победу немецких войск на востоке и западе.
– Давайте выпьем прежде всего за мир и освобождение, за счастливое возвращение наших солдат домой, – произнес тост его преосвященство Лейтвин, и это были те слова, которые хотели услышать от него большинство из присутствующих.