— Проводи их до леса. — Тихо рычит он. И я не только понимаю, но и отвечаю таким же едва слышным рыком. Лапы мягко ступают по увлажненной росой почве. Острый осот щекочет мохнатую грудь. Я держусь на солидном расстоянии от всадников, чтобы случайный порыв ветра не донес волчий запах до лошадей и не встревожил их. Поле кончается оврагом, на дне витает сладковатый аромат старой смерти — втягиваю воздух — под тонким слоем земли и трав дотлевает человеческий костяк. На другой стороне яра уже лес. Оттуда призывно тянет прелыми листьями и грибницей, но нужно возвращаться.
Снова нежное касание тугой травы, шорох лап. Солнце проснулось, пробудив в луговых зарослях оглушительный хор кузнечиков и шмелей. Скорее, скорее в тень заветной дубравы, в спасительную прохладу папоротников. За темно-зеленым кустом волчьей ягоды прямо из-под земли вырастает высокая фигура. На бледном лице альбиноса выделяются знакомые красные глаза.
Кости затрещали удлиняясь, окутываясь мышцами, кровь хлынула открывая новые протоки в стремительно обрастающем мясом теле, и вместо собственных мохнатых лап я увидела длинные человеческие пальцы с черными, от набившейся под них земли, ногтями. Нет, не увидела — увидел.
— Ну что, Рунольв* (скан. "Тайны Волк"), проводил их до леса?
— Да. Они держаться старой дороги, как ты и предсказывал.
— Хорошо. Мы обогнем урочище с юга и перехватим их ближе к городу. В Роще Ворона много мест для хорошей засады.
— Скажи, Инглейв* (скан. "Королем оставленный"), почему нам не дождаться ночи, когда они разобьют лагерь? В темноте мы передавим всех, как овец — они и не заметят, что умерли! — Еще один альбинос появился из-за деревьев, белые патлы заплетены в длинную косу на затылке, на плече выжжено клеймо: змея, кусающая свой хвост.
— Потому что мертвая приманка хороша не для любого зверя, Ормульв* (скан. "Змея-волк"). Хозяйка перекрестков ведает страной мертвых, ее жрица не отправится в Торжец, если будет знать, что хан убит. К тому же, Барди (Бородатый)* приказал, как можно дольше задерживать их возвращение в Гнездо. А битва с ханом отнимет у них много времени.
— И все же лучше напасть ночью.
Инглейв ощерил зубы, отчего лицо его сразу утратило человеческие черты.
— Стань вожаком, Ормульв, тогда и будешь говорить, что нам делать! Хочешь бросить мне вызов?
— Нет, брат. — Ормульв отступил, опустив глаза долу. Тот, кого он назвал братом, еще раз рыкнул, но уже не столь угрожающе, затем повернулся ко мне. Я тоже поспешно отвел взгляд, чтобы не раздражать вожака.
— Ты, Рунольв возьми Трюггви* (скан. "Верный") и еще кого-нибудь из братьев, отправляйтесь в Сухой Лог, разбейте камень у перекрестка. Встретимся на той стороне урочища.
Вместо ответа, я совершил обратное превращение.
Когда подлесок сомкнулся за молодым волком, Ормульв рискнул снова возразить:
— Тебе виднее, вождь, но что, если разбитый камень настолько прогневит Хозяйку, что она закроет для нас свои пути? Без них никто из нас не сможет обрастать шерстью!
Вожак сузил красные глаза, и "Змей" на всякий случай сделал еще несколько шагов назад. Но Инглейв неожиданно усмехнулся.
— Не бойся, мой осторожный брат, наш Барди сумеет задобрить Хозяйку. А нет — он купит тебе волчью шубу на базаре!
Ормульву последняя шутка не понравилась, но он решил смолчать. Тем более, что перечить их Властному господину было не менее опасно, чем Хозяйке смутных путей.
— Ладно, солнце уже высоко, поторопимся к Роще Ворона, нужно заранее присмотреть удобное место.
Два белых волка, лихо перескочив бурелом, углубились в чащу. Только тогда я поднялся… или поднялась из папоротников, где все это время подслушивала разговор старших братьев.
Глава 11
Житель потемок прочь из потемок
Ушел поглядеть на солнечный свет.
Что ж дитя осерчало так, что мать его плачет,
В небесах у богини струятся слезы?
Это кто же такой, — тот, кто на земле заводит рев?
Если это — собака, пусть отломят ей ломтик,
Если это — птица, пусть ей выбросят крошек,
Если ж это — строптивец, дитя людское,
Пусть споют ему заговор Ану и Анту.
Колыбельная песенка из Ашшура
— Ты — волчица? Ну и кошмары тебе снятся! — Заметила Рейнгард на следующее утро, когда я рассказала о давешнем сне.
— Это разве кошмары? В прошлом месяце мне приснилось, что я — мать двоих детей и жена алкоголика, обитающая в бараке с удобствами на улице. Причем подсознательно я знаю, что это сон, а проснуться никак не могу, сколько ни щиплю себя за руку. А дети орут, муж матерится… Вот это был кошмар!
— Так это фильм такой есть, с Николасом Кейджем в главной роли. Он там тоже проснулся в реальности, где он — многодетный отец. Сначала мучился, а потом даже решил остаться с этой семьей.
— А у него был муж-алкоголик?
— Так ведь он…
— Нет, ты скажи, был?
— Не было.
— Во-о-о-т! С детьми да с порядочным мужем, я может, тоже осталась бы. А так — фигушки!
— Ладно, кончаем трепаться. Ты куда моего опера послала?