Хозяйка замка Ёдо

Всё лето в Осаке шли военные советы, и в середине девятого месяца после жарких споров было наконец принято решение объявить войну клану Токугава. В то же время стало известно, что Кацумото Катагири, на сей раз не таясь, отрёкся от осакского лагеря и заключил союз с Эдо. Впрочем, это уже никого не интересовало. Подписанные Хидэёри воззвания появились на городских площадях во всех провинциях, рекрутчики от его имени повсюду набирали ронинов в осакское войско, уполномоченные по снабжению отправились в княжество Сакаи за воинской амуницией и оружием.

Тятя, Хидэёри, Харунага Ооно и Ураку Ода руководили приготовлениями к восстанию из Осакского замка. На военных советах ими овладевали попеременно то лихорадочное воодушевление, то чёрная тревога. Большинство вассалов Тоётоми, рассеянных по всей стране, не оправдали Тятиных надежд: они смирно сидели в своих крепостях и не думали браться за мечи. Большинство самурайских домов, на чью поддержку так рассчитывала Тятя, — Маэда из провинции Kara, Симадзу из Сацумы, Идати из Осю — отреагировали на её призыв с леденящим равнодушием; хуже того, многие из них уже успели дать вассальную присягу клану Токугава. Отступничество Кацумото Катагири не прошло даром — его благоразумному примеру последовали многие бывшие сторонники клана Тоётоми.

Тем не менее в Осаке уже собрались десять тысяч ронинов, а новые отряды продолжали прибывать со всех концов страны. На улицах города царило небывалое оживление, стены замка сотрясались от похвальбы и молодецких выкриков вояк, грозивших погибелью всему клану Токугава. Были среди них и прославленные ронины, такие как Юкимура Санада, Мотоцугу Гото, Наоюки Ханава, Моритика Тёсокабэ. Все они потеряли своих хозяев в битве при Сэкигахаре и впали в немилость после победы Токугава, а теперь стали бесценными союзниками Хидэёри.

В начале десятой луны Иэясу стало известно о том, что Осака собирает против него армию. Одиннадцатого числа он, самолично возглавив стотысячное войско, выступил из Сумпу; двадцать третьего числа Хидэтада повёл своих людей из Эдо. Дорога длиной в сто двадцать ри между Эдо и Осакой ощетинилась копьями, луками, ружьями, древками боевых стягов. В восемнадцатый день одиннадцатой луны две армии Токугава слились в одну у Тяусуямы на подступах к Осаке.

Обо всех передвижениях вражеских сил лазутчики незамедлительно докладывали в Осакский замок, но там не знали, что делать с этими сведениями. Волей-неволей вассалы Тоётоми пришли к выводу, что им ничего не остаётся, как приготовиться к долгой осаде. По мнению Тяти, можно было бы, не дожидаясь штурма, вывести войско за пределы крепостной стены и вступить в открытый бой, но все самураи, к которым она подступала с этим предложением, полагали, что единственная приемлемая тактика в данной ситуации — окопаться в замке и ждать армию Токугава. Хидэёри был согласен с ними, а не с матерью.

В военных вопросах Тятя была не столь уж категоричной — старалась никому не навязывать свою точку зрения. Если её сын, как и все остальные, стоит на позиции обороны и отказывается от нападения, думала она, значит, у него есть какой-то план действий на случай осады и он сумеет извлечь выгоду из того положения, в которое они скоро попадут. Кроме того, Осакский замок был не обычной крепостью — тайко строил его с таким расчётом, чтобы он смог выдержать самый отчаянный штурм; врагам придётся потратить много сил и понести немалые потери, прежде чем они чего-то добьются.

Поскольку большинством голосов на совете была принята оборонительная тактика, немедленно началась подготовка к осаде, и заняла она пятьдесят дней. Десять тысяч воинов возвели дополнительные укрепления на подступах к замку, и вскоре Осака была защищена так, что муха не пролетела бы над линиями обороны. Тятя в боевом облачении самолично объезжала каждый день сторожевые посты в окружении ближайших вассалов, тоже одетых в доспехи. С тех пор как замок перешёл на военное положение, она не видела сына — молодой главнокомандующий был слишком занят подготовкой к войне. Порой мать посылала за ним слуг, но за Хидэёри было не угнаться — он без устали инспектировал линии укреплений, совещался с военачальниками, раздавал приказания.

Осакские полководцы по-прежнему ежедневно держали военные советы — теперь Тятю на них уже не звали. Она рвалась туда всей душой, но никто не брал на себя труд предупредить её о месте и времени сбора, которые постоянно менялись. Если ей вдруг случайно удавалось об этом проведать, она спешила на совет, не дожидаясь приглашения; такая удача выпадала крайне редко, и всякий раз Тятя не забывала водрузить перед циновкой, на которой сидел её сын, золотой сосуд в форме тыквы-горлянки — тайко считал его символом власти главнокомандующего. Хидэёри терпеть этого не мог, но тут уж Тятя твёрдо стояла на своём, не заботясь о мнении сына. В глазах матери юный военачальник был овеян славой боевых свершений отца, и авторитет тайко должен был стать для него магической защитой.