Хозяин корабля

Остаётся любовь, смешанная с жалостью, она самая, какое опьянение!

— То есть вы считаете, — спросил Хельвен, — что Флоран прежде всего был мозгом?

— Был. По крайней мере, в человеке всё проходит через разум, и зло так же, как и добро.

С другой стороны, Флоран чудовищно чувствителен. Желание женщины есть цепь, сковывающая ноги. Но желание удовлетворено, и появляется поношенный скелет любви. Безудержно абсолютно влюблённый, он не находит в любви, того, что является для него пределом высокого или же пределом низкого. Маскировка желания и интереса вызывает отвращение. Он любит порочные и обнажённые отношения с девушкой.

— Не думаете ли вы, — сказала Мария Ерикова, — что в этих поисках примешивается какая-то странная извращённость?

— Всё проходит через разум, — ответил Ван ден Брукс. — Разум — прославление и скандал. Здесь нет места греху плоти; здесь нет места иному греху, кроме духовного.

Тишина царила на корабле. На море образовались длинные складки, когда ночной ветер отгибал шарф и разворачивал тёмный шёлк.

Порывы ветра стонали в такелаже.

— Бриз повернул, — сказал Леминак.

— К беде, — простонала Мария Ерикова. — Вас увлечёт буря.

— Не смотрите на меня так, дорогая подруга. Оставьте это Юпитеру. Но ваши глаза так сверкают, что уже метнули молнию. К чему столько лучей? Не для нашего ли друга Хельвена?

— Леминак, вы идёте по неверной дороге, друг мой. Может быть, это духовное послание к великолепной ночи?

— Француз не может допустить неразумности, — тихо произнёс Хельвен. — Это спасает его так часто…

— …и губит почти всегда, — продолжил Ван ден Брукс.

«Баклан» шёл быстро, разрезая море и разбрасывая искры. Дул ветер, южный ветер, сушивший горло, который должен был пройти по далёким землям, жарким и ароматным. Нефтяные двигатели почти тихо, чуть слышно шумели во всех антеннах корабля. Музыка, какой казалось дрожание всех слышных точек, сопровождала его в пути.

— Кто не знает тихоокеанских ночей, — прошептала Мария Васильевна, — тот не знает, какая радость — чувствовать себя пылинкой, вовлечённой в танец вселенной. Тот не был частью небесной гармонии. Не кажется ли вам, что время упразднено, что пространство потеряло границы? Причалим ли мы? Я не хочу этого.

— Я знал нечто похожее, — сказал Ван ден Брукс. — Это было в вашей стране, мадам. Я помню, как спускался по Волге, медленной и величавой. Путешествие, длившееся несколько дней, и степи, леса, деревни, окрашенные церкви, походящие на изображения в книге, которую тоже не стоило бы беспокоить беглым пролистыванием. Лодочники пели свои песни, серьёзные и религиозные; их голоса были глубокими, но сладкими, они наполняли одиночество вод и лесов. Когда они переставали петь, тишина начинала царствовать, как в первые дни мира. Я пребывал на просторной палубе весь день и большую часть ночи. Я был подобен королю, который посещает своё королевство, и царствование которого ещё не закончилось.

— Мы далеки, — сказал Трамье, — от этого адского города, именуемого Парижем.

— Я всё равно хотел бы оставаться проклятым, — прошипел Леминак.

— Слушая ваши разговоры, — ответила Мария Васильевна, — я думаю об ужасном контрасте этой души и этого пейзажа, этой жизни и нашей в эти дни. Кажется, что мы воссоединились на высоком пике, в снегах, что наши ноги проходят по трагическим судьбам людей. И мы, столь холодные, столь чистые, столь светлые.

— В ожидании спуска, — вздохнул Хельвен.

— Что, в конце концов, думаете вы о Флоране? — спросил Трамье. — Он поэт, аскет, безумец?

— Я думаю, — сказал Ван ден Брукс, — поэты, и ваш друг в том числе, всегда ищут девушек, потому что в них живёт жестокое сластолюбие низменной любви, а также по множеству других причин, которые я называл раннее.

Однако Мария молчала и ничего не спросила, профессор открыл таинственную тетрадь, предпочитая рукописи неврастеника звёздному небосводу.

Глава IX. Ван ден Брукс читает беллетристику. История двух молодых людей из Минданао

В это утро Хельвен собрался вместе с капитаном Галифаксом и отметил, что они по-прежнему отклонялись миль на тридцать на норд-норд-вест. Они шли в неизвестную сторону.

— По какому пути мы идём, капитан? — равнодушным тоном спросил он.

Галифакс остановил на нём взгляд своего единственного глаза.

— Так, — сказал он, — вас интересует путь?

— Да, — ответил англичанин. — В молодости я неплохо разбирался в парусной навигации и знаю о состоянии корабля после стольких звёзд и глубин.

Он тут же покаялся в этом неосторожном признании.

— Понравилось бы это г-ну Ван ден Бруксу, — сказал Галифакс с мрачным видом, едва шевеля губами.

Высокая фигура торговца хлопком показалась на палубе.

— Молодой человек, — продолжал одноглазый, и внешне нельзя было различить, говорит он или нет, — молодой человек, скромность — доблесть истинного моряка. Будьте скромны, будьте скромны, сохраняйте при себе все ваши познания в навигации, как это и подобает художнику.

Хельвен удивлённо посмотрел на склонившегося над картой моряка.