Хозяин корабля

Ван ден Брукс читал немного глухим голосом, и картины поэта, несомненно, омолаживали мир, который он знал или о котором грезил, ибо очки излучали непривычный блеск.

— Вы много читаете? — спросила Мария.

— Читаю, — сказал Ван ден Брукс. — Сейчас… Если хотите: моя яхтовая библиотека очень мала, в ней лишь те книги, в которых мой разум нуждается, как токсикоман в опиуме или морфине; некоторые из книг: Лотреамон и Сен-Леже Леже из современных; «Песня Полифиля» из Ренессанса; Марциал и Клавдиен из античных, и т. д.

— Какой вы начитанный! — сказал русская. — Я не знаю ни одно из этих имён.

— Затем, — продолжал торговец, — вот Книга.

На маленьком дубовом пюпитре была установлена Библия в тёмном переплёте.

— Книга Книг, — произнёс он вибрирующим голосом, — Книга Всемогущего Господа, Книга Гнева, Книга Молнии и Семи Казней, Книга Мести, Книга Элохима, Книга Пустыни и Пересохшего Моря, Книга Побледневших Звёзд и Зверя, Книга Несправедливости…

В какой-то момент казалось, что он опьянел от собственных слов, и Мария едва могла подавить возбуждение.

«Он сошёл с ума», — подумала она.

Индус на коленях ни разу не шевельнулся.

Проходя позади него, Мария спросила:

— Это один из ваших служителей?

— Мой служитель, — сказал Ван ден Брукс. — Единственный. Это сын раджи.

— О! — сказала русская с ироническим восхищением, — вам нужен сын государя в рабах?

— В рабах, говорите вы. Я имею при нём право на жизнь и смерть. И он любит меня.

Он добавил:

— Человек нуждается в поклонении, и смерть для него свежа, если это смерть за кого-то или какую-то вещь, даже за ложную.

— Но как, — спросила Мария, — этот сын раджи попал к вам на службу?

— Присядьте, — сказал хозяин корабля, — и возьмите турецкую сигарету. Это необходимое дополнение к не лишённому экзотичности рассказу:

Я тогда ещё не был среди хлопка, а торговал серой амброй между Суматрой и Индийским континентом, с которым, между нами, связан знаменитый доклад, я владел не «Бакланом», а простым хорошо построенным «шлюпом», способным подходить близко, так как мы часто огибали береговую линию. Однажды, когда мы промокли, укрывшись на маленькой бухточке, в водах острова Минданао, показалось каноэ, управляемое гребцами-неграми. В центре лодки, построенной по туземной моде, я разглядел в бинокль двух молодых людей, юношу лет пятнадцати и девушку немного помоложе. Оба, казалось, принадлежали к богатому индусскому роду, если судить по одежде, причёскам и богатым украшениям. Оба отличались заметной красотой.

Я решил привязаться к этим детям. Когда каноэ приблизилось, мои люди дали сигнал, и вскоре на борту моего корабля, где я предлагал им подарки, обосновались чистые дети раджи Минданао. Угощение входило в их собственные услуги, и я развлекал их, показывая своё оружие, карты и несколько ракушек с Галапагосских островов. В это время шлюп отплыл, наслаждаясь бризом с зюйд-веста. Гребцы-негры оставались в каноэ, терпеливо дожидаясь возвращения молодых господ, издавая крики. Но стая матросов вернула им разум, и они убежали под громкие удары весел, в то время как мы славно прошли мимо длинных берегов.

В первую очередь я думал о том, чтобы предложить радже приличную сумму за его отпрыска. Но, странное дело, дети не выказывали сильного желания увидаться с семьёй. Он очень быстро признались в своей привязанности, я понял её и решил оставить их у себя на борту. Эти двое очень ревностно окружали меня и придавали очарование моим долгим часам уединения в Океане. Их лица, игры, ласковые манеры и теплота прельстили меня.

Казалось, брат и сестра сильно привязались. Однако через некоторое время я не мог не заметить, что настроение Джеолли — так звали молодого человека — как-то омрачилось; неведомая печаль грызла его, и я, несмотря на все свои старания, не смог узнать её причину.

Отношения Джеолли со своей очаровательной сестрой, радовавшей меня своими шутками, были очень странными. То ласковый, то зверский, то буйный, то нежный, он издевался над бедняжкой: его раздражительность доходила до крайности, а раскаяния были не менее пылкими. Я долго не мог найти источник такого настроения. Но однажды я догадался, что Джеолли ревновал.

Молодого принца пожирала эта страсть, приводящая к убийствам или самоубийствам, самая сладкая и притягательная: Джеолли ревновал ко мне. Что за загадочный повод толкнул этого молодого человека наброситься на меня с такой рвением? Вот уж чего я не могу сказать. Ласки, маленькие подарки, расточаемые мной для его сестры, по всей видимости, мучили его, однако он справедливо получал и свою долю. На самом деле я вообще не делал преимуществ. Но хватало и того, что девушка не оставляла меня равнодушным, чтобы злополучная страсть разорвала его тотчас.

Однажды я нашёл брата и сестру рыдающими, в объятьях друг друга. Джеолли убаюкивал девочку, жаловавшуюся на сильные боли, и слёзы струились из её глаз. Он прижал её к своему сердцу и называл самыми сладкими именами. Тревога сминала его черты.

«В чём дело?» — взволнованно спросил я его.

Он не ответил и указал на трясущееся тело девушки.