– Да-да, и я очень это ценю. Но просто… Послушай, Мариночка, я знаю, ты хорошо ко мне относишься. А я выпил уже прилично, не хочу тут пьяный ходить, понимаешь? И так уже засветился…
Она обиженно молчала.
– И это будет исключительный случай. А ты меня очень выручишь. И я тебе премию выпишу. Идёт?
Она улыбнулась.
– Ох, ну ладно, Иван Сергеевич! Но только ради вас.
– Спасибо, спасибо, Мариночка! Возьми упаковку немецкого. Там шесть банок по пол-литра должно быть. Только вот я не хотел бы чтобы это видели… Ты можешь их из упаковки вытащить и положить в сумочку свою?
– Иван Сергеевич, так шесть никак не влезут… Вы дамскую сумочку видели?
– А ты четыре в сумочку, а две в карманы куртки?
– Так торчать будут…
– Ладно, давай просто четыре.
***
Через какое-то время я вспомнил про Ольгу.
Так, сказал я себе, а десять минут-то, наверное, уже прошли? И что теперь делать? Прямое неподчинение? Идти выяснять отношения публично? Или лучше потом, когда протрезвею?
Тут открылась дверь и зашла Ольга. Я вздохнул с облегчением. Она протянула мне лист с напечатанным текстом.
«Православная демократия – это власть народа (от др. греческих «демос» – народ и «кратос» – власть), основанная на признании христианских ценностей основой всех демократических процедур. В частности, если говорить о выборах, то это означает, что к выборам допускаются только православные и выбраны могут быть только они же. Христианская вера становится основным цензом для претендентов на выборные должности».
Очень кратко. Я искоса посмотрел на Ольгу.
– Иван Сергеевич, а как насчёт карьерного роста? – вдруг спросила она.
– Я тебе премию выпишу, – строго ответил я. – Спасибо, свободна.
Она развернулась и пошла. И столкнулась в дверях с Мариночкой. Та в куртке, из сумочки торчат банки.
– Иван Сергеевич, – радостно сообщила она, – всё-таки взяла шесть. Влезло!
Я поморщился. Ольга пропустила её, потом посмотрела на меня и сказала:
– Приятного вечера, Иван Сергеевич!
***
Я простудился нешуточно. У меня бывает. Начинается всё с лёгкого першения в горле. Потом насморк подтягивается. В голове появляется тяжесть. Потом заболевает в груди в самом верху и начинается кашель.
Пришёл к батюшке.
– Ну, милый, с чем пожаловал? – он кажется был в расположении.
– Да так, приболел вот, батюшка.
– Так это тебе не ко мне надо, а к врачу. А ко мне с душевной болезнью!
– Есть и душевные вопросы…
– Ой ли? – усмехнулся он. – Ну давай, выкладывай.
– У меня вот сомнения по части выборов.
– Ох, чую опять ересь понесёшь… Ты как этот, змей-искуситель. Только никого не искусишь, потому что зубов нет!
И он расхохотался, так ему понравилась эта шутка. Я смиренно молчал.
– Давай, Иван, не томи!
– Батюшка, я вот слышал, что теперь за уклонение от выборов статья?
– Правильно слышал. И хорошо! Потому что что такое выборы? Гражданский долг! А какой же это долг, если никто никому ничего не должен? Более того, я тебе знаешь, что скажу по секрету?
– Что?
– Вообще планы такие… – он помахал пальцами перед собой и посмотрел в окно. Оттуда ласково светило и доносилось щебетанье.
Он замолчал. Наверное, задумался, стоит ли откровенничать.
– Планы такие. Всех тёмных лишить права голоса. Не понимают он ничего в политике. Куда им выбирать? Тёмным только в церковь, а не на выборы.
– Это правильно, – кивнул я. – У низших тёмных выбор на эмоциях, ничего рационального…
– Да ты постой, постой! Что-то новенькое? Это какие такие
– Ну это, я…
– Да уж я понял, что ты! Все по филям, блюварям да редискам скучаешь? – повысил он тон. – Заруби себе на лбу, они тёмные и точка!
Я виновато покивал но поправил его:
– Только «на носу».
– Чего?!
– Ничего, ничего…
– И женщин лишить права голоса, – вдруг добавил он.
– А вот это уже бред! – взорвался я.
– Да много ты понимаешь! – зло посмотрел он, прямо как в тот раз. Я понял, что сейчас начнётся.
– Ой, – воскликнул я. – У меня же совещание через двадцать минут! Вылетело…
– Много ты понимаешь!!! – он всё расходился.
Я встал и направился к двери.
– Ты куда пошёл?! Я с тобой не закончил!
– Прошу прощения! Мне правда пора! – и я выскочил за дверь. И поскакал по ступенькам.
– Стой!!! – донеслось мне вслед.
Я достал телефон и отключил его.
***
– Маша, мне кажется, батюшке моему к психиатру не помешало было. Его так перекрывает порой, что страшно смотреть. Я такую аффектацию только у уголовников видел. Вот я уверен, что в таком состоянии он мне увечье может какое-нибудь нанести.
– Ну он же отходит потом?
– Отходит. И как будто всё в порядке. Добрый становится. Но вот это и странно, перепады такие, понимаешь? Был бы он всегда злой, я бы не волновался. А тут не знаешь, когда его накроет…
– Ну, милый, что тут скажешь. Я не врач. Наверно психика у него повреждена.
– Да уж, мне тоже так кажется.
– А ты вот что… В следующий раз предложи ему записаться к психотерапевту. У меня есть хороший, могу порекомендовать.
– Ты что? – испугался я. – Если я ему скажу такое, он меня чётками задушит!
Маша расхохоталась.
– Да шучу я, что ты такой серьёзный!