Хозяин Спиртоносной тропы

Ушли. Сидя верхом, Кузя остался с дядькой Федором. Тот забил трубочку, закурил, стал спрашивать о жизни на приисках, как дорога и прочие мелочи. Кузя отвечал невпопад, крутил головой, рассматривая улицу. Первый раз в городе, все интересно. Вон дамы в платьях, похожие на копны сена, идут. Мужики в шароварах, все в сапоги обуты, картузы с лакированными козырьками, многие лица выбриты. По улице туда и обратно кучера пролетки с пассажирами гоняют, кто-то свистит, чтобы уступили дорогу, другой орет: «Посторонись!» Ватага ребятишек пробежала мимо: шум, гам, суета. Вроде как угнетает все, но, с другой стороны, радостно: жизнь кипит, не то что на прииске.

У них в поселке все наоборот. Сапоги да картузы мало у кого есть, а если есть, то носят только по праздникам. А зався в чунях ходят, на голове тряпка, чтобы волосы на лицо не падали.

Из ограды выскочил шустрый мужик лет сорока, бегло посмотрел на Кузю, подошел к лошади Даши, легонько похлопал ее по шее, проверил подвязки седла:

— Я дядька Андрей, брат Василия, — протянул руку для приветствия, — а ты, как вижу, тот Кузька? Сказала мне племяшка в двух словах, что было на дороге. Ладно, потом поговорим. Поехали, с торца на усадьбу заедем. — И сторожу: — Федор! Запри ворота, а там, на задах, нам открой.

Взяв под уздцы обоих лошадей, повел за собой вдоль улицы. Свернули за угол, потом еще раз налево. Там уже были распахнуты глухие ворота для входа лошадей. Очутившись на усадьбе, Кузя спешился, ожидая, что делать дальше.

— Иди вон в гостевую избу, там покуда побудь, — махнул дядька Андрей рукой в сторону небольшого домика внутри ограды. — Скоро баня будет готова, а потом ужин. За кобылу не беспокойся, Федор в стойло поставит, напоит и накормит.

— Хорошо, — согласился Кузя. — Только сумки возьму.

Отвязав котомки, прошел в указанное место, сел на лавку перед входом в избу, стал наблюдать, что происходит вокруг. Видел, как Федор повел Поганку в конюшню, а дядька Андрей сначала сводил кобылу Даши в пригон для хозяйственных нужд, и лишь потом без седла отправил в конюшню. Кузька хотел крикнуть ему, чтобы он заменил седло, но в это время в ворота с улицы загремели тяжелые удары. Федор, крестясь, бросился открывать:

— Ох, Господи, пронеси! Хозяин молодой явился. И опять навеселе.

Когда он открыл творило, снаружи в сопровождении таких же хмельных дружков, во двор ввалился пьяный Дмитрий. По помятому лицу и затасканной, грязной одежде было видно, что гуляет с размахом и давно и не собирается останавливаться. Сразу от ворот схватил дворника за ворот и встряхнул его так, что у того с головы слетел и покатился по двору картуз:

— Ты что, хрыч дворовый, так долго открываешь? Или не видишь, кто прибыл?

— Откель мне лицезреть-то через доски? — робко оправдывался Федор, но Дмитрий его не слушал.

— Так вот, пес кривоногий. Еще раз заставишь ждать — прогоню к черту со двора вместе с твоей косорылой старухой! Понял, нет?

— За что же, Дмитрий Васильевич? Ведь верой и правдой сколько лет вам служу!

— Это ты не мне, а мамане и тяте служишь! — встряхивая дворника как телогрейку, чувствуя свою безнаказанность, показывал себя перед собутыльниками двадцатипятилетний балбес. — Так что живи и бойся! Пшел прочь! — И оттолкнул Федора в сторону. — Эй, маманя! Выйди на крыльцо, дело есть.

Анна Георгиевна степенно вышла из дома, скрестив руки на груди, молча посмотрела на непутевого сына. Тот, усмехнувшись притихшим товарищам, шагнул навстречу:

— Маманя, дай пару червонцев. Мы сегодня в кабак идем.

— С какой такой прыти под гору, да еще без пятого колеса, я тебе должна давать денег? — холодная, будто скала, ответила мать.

— Потому что я у тебя самый любимый сыночек и на настоящий момент у меня пустые карманы, — будто клоун на арене затанцевал Дмитрий.

— Был любимый сыночек. А насчет средств — работать надо!

— Работать? — продолжая играть роль шута, округлил глаза Дмитрий. — Так вы ж меня этому не учили!

— Мы тебя и водку по кабакам лакать тоже не учили.

— Ха, водку. Водку пить учиться не надо — наливай да глотай. А то, что два или три дня покутил, так урон вашему карману не нанес. Думаю, оно даже незаметно.

— И ты смеешь об этом при всех говорить? — потемнела Анна Георгиевна.

— А что тут такого? — недоумевая, развел руками слабоумный переросток. — Что, никто не знает, что у нас есть деньги и золото?

— Замолчи, недоумок! — затопала ногами мать, и дядьке Андрею. — А ну, зови грузчиков с оглоблями. Гоните прочь со двора этих кровососов!

— Что вы, мы сами, — чувствуя что сейчас, возможно, будут бить, шмыгнули за ворота собутыльники. Все же понимая, что остались без «кошелька», крикнули с улицы: — Дмитрий! Ты с нами или с маменькой?

— Маманя! Дай пару червонцев. Богом прошу! — уколотый насмешкой друзей продолжал канючить Дмитрий, никого не стесняясь.

— Не дам!

— Ах, не дашь? — разозлился беспутный сын, заметавшись по двору. — Я тогда сам ваше седло вытряхну!

— Что ты сказал? — побелела хозяйка дома.

— Что слышала.

— Я отцу передам, пусть приезжает и принимает меры.