Хозяин урмана

— Будете стрелять второй линией, пока мы перезаряжаем, — кивнул им Михаил.

Странный зверь вдруг резко остановился в полусотне саженей от редута и поднялся на задние лапы.

— Принюхивается, гад! — тихо сказал кто-то. — Сейчас или к нам рванет, или от нас…

Зверь бросился вперед, да так стремительно, что почти размазался в неверном свете луны.

— Огонь!..

Грянул залп в три дуплета. Но картечь не нашла цели! В один миг зверь исчез, словно его и не было. Люди ошалело всматривались в открытое пространство перед редутом, и тут зверь возник вновь буквально в десятке саженей перед ним. Вот тогда рванул уши второй залп.

На сей раз заряды попали в цель. Во всяком случае, Михаил ясно увидел, как от тела чудовища отлетают темные ошметки. Однако картечь зверя не остановила, даже не задержала. С оглушительным ревом он ударил всей тушей в стенку редута и… проломил ее, будто картонную!

А дальше начался ад. Зверь, действительно чем-то похожий на медведя, двигался по-прежнему с ужасающей быстротой. Буквально за пару секунд он ударами огромных лап снес голову худосочному «филеру», а его начальнику сломал спину, словно спичку. Люди бросились врассыпную, кто куда. Селютин тоже побежал по склону гривы во тьму, в спасительные заросли. Но тут перед ним возник Илькун и молча потащил влево, к реке.

Вдвоем они добрались до привязанного плота, и Михаил, ломая ногти, начал отвязывать веревку, забыв про нож на поясе. Эти мгновения и решили его судьбу.

Селютин ощутил затылком горячее тяжелое дыхание, но обернуться не успел. Удар лапы зверя был настолько силен, что буквально расплющил голову человека, а ноги его почти по колени погрузились в мягкий берег.

Илькун на плоту сумел рассечь проклятую веревку и даже оттолкнуть его от берега заготовленной слегой. Но это его не спасло. Зверь совершил длинный высокий прыжок и рухнул всей тушей на старого ханта, подминая под себя и ломая ему кости. Последнее, что увидел Илькун перед смертью, — висевший на шее чудовища необычный предмет: восьмиугольная полированная деревянная пластина с изображением головы медведя в окружении непонятных знаков.

— Мойпар… — выдохнул старик и умер.

* * *

Спустя неделю жители села Ермиловка, что стоит у широкого плеса Иксы рано поутру обнаружили возле пристани приткнувшийся к ней плот с истерзанным, полуразложившимся телом неизвестного мужчины. Рядом с телом на плоту лежали рюкзак и разряженное ружье. Совершенно нетронутые. Вызванный из города пристав составил опись найденного имущества и протокол по трупу, опознать который не удалось в связи с отсутствием каких-либо документов.

Глава 4

Томск. Август 20… года

Воскресный день — единственный, когда мы с Машей просыпаемся вместе. Обычно она встает гораздо раньше меня, потому что работает директором краеведческого музея. Рабочий день у нее начинается в восемь тридцать, но ведь еще нужно сделать гимнастику, принять душ, «нарисовать личико» (по ее собственному выражению), позавтракать и доехать до музея на маршрутке. На эти дела уходит уймища времени! Да, чуть не забыл, моей ненаглядной еще и меня разбудить надо, потому что я сплю как сурок. И если меня не будить с помощью холодной воды из распылителя для глажки белья, могу проспать полдня. Конечно, профессия журналиста — свободная, в смысле организации рабочего процесса, но ведь сами-то дела делаться не будут.

Но воскресенье я обожаю именно за то, что нам обоим никуда не нужно торопиться!

В этот день я, как ни странно, просыпаюсь первым и несколько минут просто лежу и слушаю дыхание любимой женщины. Потом тихонечко сползаю на пол из-под покрывала, встаю на руки и иду на кухню варить горячий шоколад и жарить тосты из горчичного батона. Затем эти тосты намазываются вишневым повидлом и вместе с чашечкой шоколада ставятся на блюдце и на жостовский поднос. Я несу поднос в спальню и ставлю на прикроватный столик в изголовье кровати, прямо Маше под курносый носик. Потом сажусь напротив и жду. Примерно через пару минут носик приходит в движение, смешно морщится, принюхивается и подает сигнал хозяйке: подъем!

Маша открывает один глаз, видит меня и мурлычет своим непередаваемым бархатным контральто:

— Доброе утро, котик!

— С праздником, родная, — улыбаюсь я.

— С каким? — открывается второй глаз.

— С нашим выходным днем!

Маша приподнимается на локте, видит поднос с угощением, произносит что-то вроде «ммау» и тянется за тостом. Легкое покрывало сползает, открывая моему взору соблазнительную округлость с розовым бутоном. Я делаю кувырок по паласу и точно оказываюсь рядом с кроватью, тянусь губами к соску и… получаю щелчок по носу.

— Не начинай, Котов! Иначе мы сегодня из дома не выйдем. Ты не представляешь, какая я голодная!..

— Я тоже, — отвечаю. — Может, и не надо никуда идти?

— Провокатор! Сам же предлагал сходить в технопарк посмотреть новую выставку нанотехнологий…

Мизансцена повторяется еженедельно только с разными концовками, но нам она нравится до безумия.

Вот и сегодня после щелчка по носу я состроил физию обиженного кота, которому не дали стащить со стола котлету, и сказал: