Я киваю. Всё понятно. Так часто бывает и на Земле. Писатели и художники создают шедевры, зарабатывая на еду где-нибудь в котельной. А бывает и наоборот, сидит некто в конторе, нужной исключительно самой себе, и хлебает большой ложкой, ничего не давая обществу взамен…
«А вот такого у нас не бывает. Фрукты в лесу – это всё, на что можно рассчитывать».
– Ладно, – вздыхает Мауна, в точности копируя интонации матери, – я пошла спать. А вы тут воркуйте и занимайтесь своим сексом. Пойдём, зверик!
Нечаянная Радость, облизываясь, оглядывает стол. Разумеется, она уже покончила со своей порцией, но уходить от стола до окончания ужина – верх безрассудства. Мало ли чем ещё могут угостить…
Однако я уже улавливаю, чего на самом деле ждёт моя дочь.
– Доча, можно, я посмотрю твои крылышки?
Дочура встаёт, неспешно разворачивает свои культяпки – жестом девушки, уверенной в своей красоте. И тут я замечаю, что они и в самом деле стали гораздо длиннее.
– Ого, какие вымахали! – восхищённо говорю я, осторожно глажу и ощупываю крылышки. – А тут чешется?
– Да! И ещё спина! И везде!
Я глажу её, и дочура нежится под ласковыми папиными руками. Нет слов, до чего нам всем сейчас хорошо…
– Пойдём, я уложу тебя спать? – Ирочка заканчивает убирать со стола. – М-м?
– А папа? – ревниво спрашивает Мауна. Так просто спрашивает, поскольку знает ответ заранее.
– Ну безусловно!
Я ощущаю эмоции моей дочери – удовольствие на грани нирваны. Конечно, она уже совсем-совсем большая девочка, и скоро, совсем скоро полетит. Но страшно любит, когда папа-мама укладывают её спать…
Я улыбаюсь во всю ширь моего ангельского ротика. Счастье. Вот такое оно и есть, моё счастье.