Хозяин Вселенной

– Ещё салату положить?

Я благодарно улыбаюсь. Моя жена невероятно заботлива. Вот, ореховый салат соорудила… хотя не любит готовить…

Мы ужинаем на веранде, открытой с трёх сторон – боковые стены-панели комнаты втянуты внутрь. Великая звезда уже взошла, и воздух напоён прозрачным колдовским сиянием. Как красиво… Как здесь красиво…

Ирочка изо всех сил излучает оптимизм, улыбается, шутит. Говорит она только вслух и только по-русски, поскольку ангельский язык я почти не понимаю. Правда, кое-какие слова понемногу всплывают в моей повреждённой голове – как будто проявляется фотобумага. Однако до полноценного владения языком ещё…

А вот у моей дочери излучать оптимизм не получается. Совсем плохо выходит. Не умеют ангельские дети притворяться. Она тоже говорит по-русски, но улыбка бледная, едва заметная, а уж глаза… в её глаза мне сейчас лучше не смотреть.

И даже обе летучие сони, по обыкновению явившиеся к трапезе, ведут себя на удивление скромно. Зверюшкам не дано понять, что именно произошло, но звериное чутьё безошибочно подсказывает им – в дом пришла беда.

Держать меня в клинике доктора не стали, справедливо полагая, что в домашних условиях шансов на скорейшее выздоровление у меня много больше. Одно общение с Ирочкой и Мауной чего стоит… Да и другая родня не пустой звук.

Уже в тот день я всё же узнал-вспомнил маму Машу и папу Уэфа. Но ни тот, ни другой не испытали по этому повода излишнего энтузиазма. И вообще, моя память ныне напоминает губку с многочисленными пустотами. «Тут помню, тут не помню»… И местная медицина пока беспомощно хлопает крыльями. Медицину можно понять – биоморф зверь настолько редкий, и как его лечить…

– Ну, давайте-ка ложиться спать, – Ирочка убирает со стола, Мауна ей помогает. – Не кисни, Рома! Всё будет хорошо. Правда, Мауна?

– Да, мама… – тихо отвечает дочь. Или это не ответ, а вопрос?

Робот-«домовой» уже убирает столик, смешно топоча коротенькими гофрированными ножками. Странно, вот «домового» я помню, а Ирочкиного брата нет. И встречавших меня в холле клиники я не помню. Это Ирочка мне сказала, что сэнсэя зовут Цанг, а свирку Динна. Собственно, я смутно помню даже, что такое сэнсэй… у меня это слово почему-то ассоциируется с пожилым японцем в кимоно.

– Спокойной ночи, папа. Мама, спокойной ночи, – Мауна уходит к себе. Я ощущаю укол смутного беспокойства – мне помнится, раньше дочь говорила как-то иначе… Да, точно. Она всегда говорила «папа-мама», слитно. А не раздельно, как сейчас.

– Рома…

Она идёт ко мне, легко и осторожно ступая. Я невольно любуюсь – какая она красивая, моя Ирочка…

И отчаянно распахнутые глаза.

– Рома…

Лёгкий, как пёрышко, поцелуй. А вот и тягучий, крепкий. Моё тело реагирует вполне исправно – то, что нужно, поднимается. Тело моё абсолютно здорово…

– Нет, нет, нет!!! – сдавленно кричит она страшным полушёпотом. – Нет, я так не хочу!!!

«Ира, Ир… – я глажу её, целую. – Я знаю, ты сейчас слышишь все мои мысли. Это я глухой. Давай думать, как выбираться. Иначе ты рискуешь вместо мужа остаться с контуженым биоморфом».

Но она уже и так взяла себя в руки.

– Ты прав, Рома, – Ирочка зарывается носом в перья на сгибе моего крыла. – Надо думать. Надо очень крепко думать… Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.