Хозяин жизни – Этанол

Пили на берегу канала в Тушино – с двумя девками, подругами Варана. Одна требовала водку и обещала показать стриптиз – стащила лифчик и пришла в бешенство, когда оказалось, что водка кончилась. Вторая появилась позже, принесла водку и по поводу стриптиза даже на заморачивалась – мгновенно разделась догола. В итоге некоторые люди, гуляющие сверху по тропинке, проходили мимо нас раз по двадцать…

Ее раскованность помогла нам, когда на другом берегу переплывшего канал Женю хотел забрать наряд. (Плавание – единственный признаваемый Лесиным вид физической нагрузки)

Мент, молодой деревенский парень, чуть не сгорел со стыда, когда полоска волос на лобке нашей собутыльницы появилась и замерла как раз на уровне его лица…он сидел окаменев, уставившись на руль, и пылал ярче запрещающего огня светофора. А тут я еще с пьяным красноречием убеждал, что мы поэты, писатели, и что брать нас – все равно что ссать против ветра. Только проблем будет гораздо больше. Лесин, как и положено, молчал в тряпочку.

Теперь Сережа Варакин, Варан ушел из жизни первым – и стал занимать почетное место по количеству посвященных ему Лесиным стихов.

«Пр. В.» – это значит – Придурку Варакину. Правда, последнее время что-то в голове Жени щелкнуло, и иногда он посвящает людям стихи без своих любимых оскорблений. Для него это значит – наступить на горло собственной песне. Человек настолько вырос морально, что просто диву даешься – ведь ему всего за сорок…

«Я вас всех переживу, Ты смеялся, мы смеялись, Рюмки падали в траву, Только рюмки и остались. Только сладкое питье Разлилось и разлетелось, Вот и кончилось житье, И бытье куда-то делось»

Из моих пьющих друзей Лесина довольно хорошо знал только Санек – благодаря его пацифизму и благожелательности я мог пить с ними вместе, не боясь, что после очередного перла Лесину расшибут голову.

Впрочем, как известно – друзья друзей редко бывают твоими друзьями. Двоих из Лесинского окружения трясет при упоминании одного моего имени. Один опасливо и вежливо общается при встрече, но держится в стороне. Четвертый вроде относиться хорошо – но живет уже не в России. Он входит в троицу, знакомством с которой я удивляю людей: еврей – строитель, еврей– водитель и еврей – обладатель дана по айкидо.

Журналистом – полужидком (хотя сам Лесин гордо и неоправданно зовет себя жидом) никого не удившись…

Последняя наша пьянка с Лесиным была тяжелой. Моя бывшая жена написала заявление в милицию – избил, угрожал убить, и повторяется такое не впервые. Даже зафиксировала в травмпункте несуществующие синяки. Да, я орал. Да, тряс ее за полы халата. Но, если честно, она это вполне заслужила – с чем, кстати, позже согласилась и сама.

Я снимал стресс в кабаке, в подвале на Никольской улице. Позвонил Лесину с предложением продолжить банкет. Он пригласил меня к себе в Тушино… Встретились, посмеялись. Я купил водку, закуски, запивки, сигарет. И все шло хорошо – хотя недовольство Лесина тем, что его поят, было видно невооруженным глазом.

После второй-третьей рюмки я попытался поделиться некоторыми своими проблемами относительно Егора. Все-таки Женя субботний отец двоих сыновей…

И тут Лесин позволил себе такое высказывание в адрес моего пацана, что я с великим трудом удержался и не свернул ему шею. Видимо, Женя почувствовал, что перешел грань, которую переходить нельзя ни при каких обстоятельствах, очень вежливо и холодно извинился и попросил меня уйти.

Но я не ушел. Мало было радости сидеть в его грязной конуре – но я словно издевался над его беспомощностью. Я не мог его избить, хотя очень хотелось. Я просто сидел, пил водку, курил, подолгу разговаривал по телефону, выясняя, чем мне грозит Машкино заявление. Беседовал с бывшей любовницей. Потом с участковым. Ждал, пока уляжется ярость, вызванная – впервые за восемнадцать лет – Лесинским поганым языком.

И на прощанье услышал – «Надеюсь больше никогда тебя не видеть». Ну, что ж. Года сокрушительных пьянок позади. Лесинская физиономия, спасенная от кулаков десятки раз. Рецензия в несколько строчек на одну из десяти моих книг. (Опубликованная во многом благодаря стараниям Андрея Щербака-Жукова.) Лесин во всей своей красе. Хотя такому финалу не стоит удивляться – нас свел Хозяин, еще на первом курсе Литинститута, и развел нас тоже он.

В своей последней книжке (Их, тоненьких, три. Две стихов, одна, в соавторстве, прозы) он написал – «А потому что этот прекрасный, удивительный, дивный мир сам был сплошным кабаком. Садись где хочешь и пей что нравиться. Мы, собственно говоря, так и поступаем. И вас советуем» Мимо цели, Женя. Если мир дивен, прекрасен и удивителен, он никак не может быть кабаком. Кабак – это вонь, мрак, грязь и гибель. Был, есть и останется. Все доброе и хорошее находиться за пределами этого круга, в отдалении, не способное существовать в запойном мороке. Ты это прекрасно знаешь… и все-таки советуешь.

* * *