Читаем Хозяин жизни – Этанол полностью

Жура, Журик, Серега Журавлев. Одни из самых моих старых, любимых и порядочных друзей. Мы могли не общаться годами – но при этом я знал, что в октябре я обязательно услышу низкий голос заядлого курильщик. «Ну здорово, мерзавец, поздравляю». Я, конечно, отвечу в таком же благожелательном стиле…

Раньше я уже писал о кружке юных биологов и краеведов – так вот именно из того, уже совсем забытого времени детства и идет наша дружба.

Это тот редкий случай, когда нас свел не Хозяин – хотя, конечно, его смрадное дыхание слышалось и тут – а лес.

На какое-то время, когда я переметнулся к дарвинцам, пути наши разошлись – и свел нас Ботанический сад Биофака МГУ. Именно к Журе ездила шумная и насквозь прокуренная компания, бренчали на гитаре, пили вино из мелкого кислого дачного винограда. Жура крутил роман с Ирой Смоляковой, по достоинству оценив ее пышную фигуру, я сох по девушке со светло-русыми, мелко вьющимися волосами – Машке Штейнберг. На первом этаже в подъезде Машки жила Ира Бракер со своими интеллигентными, вольнодумными, слегка антисоветски настроенными родителями. Там меня познакомили с творчеством Солженицына и дали прочитать «Один день Ивана Денисовича»

Журик был самым загадочным из нас – впрочем, и самым взрослым. К тому времени, если мне не изменяет ослабшая память, он уже отслужил в армии и на нас, щеглов, мог посматривать с понятной снисходительностью. Он обычно лежал на диване с пепельницей на животе, молчал, посматривая на всех черными хитрыми глазами, и посмеивался. Реплики его всегда были односложные но, как правило, вызывали бурю смеха. Может быть, потому, что случались они не чаще раза в несколько дней.

У него обнаружили лимфогрануломатоз – то, что в простонародье называется раком крови, или, если быть точнее, раком лимфатических узлов. Не понимая серьезности заболевания, мы с Иркой вздохнули с облегчением – так как боялись, что у него синдром приобретенного иммунодефицита. Тогда еще не было такой широкомасштабной компании о профилактике СПИДа, и вообще про страшную болезнь мало кто знал. Никто, можно сказать, кроме нас, будущих биологов.

Мы с Ирой ездили в раковый корпус, Серега – в линялой синей больничной пижаме – спускался к нам. Все дружно тосковали по лесу, в какой-то степени наигранно, и бывало, что разводили крохотные костерки на газоне под прикрытием кустов живой изгороди.

Потом меня загребли в армию – Жура был уверен, что не проживет эти два года, я с ним не спорил.

Я вернулся. Хорошо помню нашу первую встречу – и пришел в гости к Филе Буксину (наш друг, тоже из кружка, давно уже убитый Хозяином.) на Лубянку. Филя работал в подвале реставратором – краснодеревщиком. Я походил по Лубянке, нашел нужный дом, который оказалась в подворье какой-то древней церкви, спустился по крутой лестнице в подвал. И вдруг навстречу мне, кроме Фили, метнулся кто-то сутулый, черный, похожий на Гоголя… Жура!

Выжил, дружище, справился с болезнью и живет себе дальше.

Кажется, Филя повез на какую-то квартиру – из тумана годов вспоминается печатная машинка на тумбочке возле дивана, листочки стихов, пепельница, полная окурков, какая-то пьяная девица, замучившая нас сначала заунывными песнями, а потом – не менее занудным разговорами с бросившим ее молодым человеком.

Филя уединился с глазастой белобрысой девицей в комнату и не выходил уже оттуда – кому надо было, заходили туда сами. И деликатно выходили, когда девица требовала от Фили продолжения любовных игрищ.

Так что Жура выжил – но эта вот присказка – «Умру я скоро» осталась у него на долгие годы. Народ смотрел на меня с ужасом, когда в ответ я хлопал его по плечу и говорил что-то вроде «Давай-давай, все обещаешь да обещаешь…»…

Мне очень нравилась его семья – Света, Димка, мать. Жили они очень дружно и сплоченно – пока не умер отец. Мне кажется, что он просто не захотел оставаться в изменившимся мире. Жура был со мной согласен. И вместе с отцом исчезла и семейная сплоченность. Мать уехала на дачу, благо дом в Заветах Ильича зимний, а два брата и сестра остались в трехкомнатной квартире.

Я туда наезжал, как торнадо – шумел, смеялся, заигрывал с Светкой, доставал и холодильника еду, не обращая внимания на то, кому она принадлежит, приводил с собой гостей, командовал. И мне было все равно, что закусываю я вместе с Димой колбасой его сестры, взятой с его полки. Почему-то мне это все сходило с рук…. Дима рассказывал о своих делах, Светка о своих, Серега про свои проблемы.

Правда, на даче я был нежелательным гостем – Журина мама, очень милая и заботливая женщина, вздыхала. «Ты, Костя, конечно, приезжай, но вот только зачем ты с собой столько водки привозишь?» В то время я и помыслить не мог, как можно проводить время без Хозяина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза