Хранить вечно. Дело № 2

До начала совещания осталось больше часа, и время это стоило потратить с толком. На Старой же площади, где в бывшем здании Торгового дома купца Титова расположился весь немаленький аппарат ЦК ВКП(б), сосредоточиться на своих делах никак не получится. Стоит только войти, миновав тяжёлые, в два человеческих роста, дубовые двери — и царящая там атмосфера показной деловитости, показной же готовности отдать все силы на борьбу за дело мировой революции и ощущаемого всеми фибрами души твердолобого догматизма мигом вытеснит из головы остатки критического (не говоря уж о творческом) мышления. Он терпеть не мог это место и старался при первой же возможности куда-нибудь отлучиться — благо, его должность в Центральном Контрольном Комитете не предполагала постоянного пребывания в отведённом ему кабинете. Прежний пост начальника Иностранного отдела ОГПУ вполне дозволял такие вольности — на Лубянке приходилось торчать сутками напролёт, нередко урывая краткие часы сна там же, на кожаном диване в приёмной. Зато и думалось там хорошо, плодотворно, и материалы для размышлений все были под рукой — а если чего-то не хватало, всегда можно было вызвать кого-нибудь из замов и потребовать уточнить…

Подумать Меиру Абрамовичу было о чём. В сказки Бокия и его подопечного Барченко о старинных книгах, хранящих какие-то там тайные знания, как и о возможности поставить оные на службу мировой революции, он не верил совершенно, полагая их симптомом повальной психического заболевания, поразившего ещё в начале двадцатых верхушку ВЧК. А вот бумаги, которые, как он давно подозревал, поганец Блюмкин исхитрился-таки вывезти из СССР — это дело другое. Это архисерьёзно, как говаривал в своё время Старик[4]. А потому, предложение бывшего соратника придётся принять — хотя бы из тех соображений, что случае успеха Бокий заполучил бумаги в своё единоличное пользование. Или, что ничуть не лучше они не достались бы Мессингу или тому же Ягоде. Всякий, заполучивший в свои руки блюмкинский архив (при условии, что тот существует на самом деле, а не является плодом воображения заинтересованных лиц, или, хуже того, бахвальства самого Якова), держал бы в руках всю верхушку ОГПУ — кроме, пожалуй, самого Менжинского, которого постоянное нездоровье давно уже держало вдали от вещей по-настоящему важных. Например — от управления огромными, никем практически не контролируемыми денежными средствами, размещёнными в разных западных банках на подставные фамилии и безликие номерные счета. К каким-то из имеют доступ многие из «старой гвардии» ВЧК — сам Ягода, Мессинг, Агранов, Бокий, Артузов и прочие, не исключая самого Трилиссера. Его доля, в силу заграничной специфики работы начальником ИНО пожалуй, даже побольше, чем у остальных — и далеко не всё сведения об этих «заначках» он передал Мессингу, когда сдавал ему дела. И если эти документы попадут не в те руки — или, хуже того, в руки одного из фигурантов этого списка — нет, о таком развитии событий не хотелось даже и думать — ромбики с петлиц полетят вместе с головами, и судьба свихнувшегося Яши Блюмкина многим тогда покажется за счастье. Прежде всего — ему, Меиру Абрамовичу Трилиссеру, сыну астраханского еврея-сапожника, волею судьбы и революции вознесённого на самый верх жутковатой пирамиды советских секретных служб.

И то, что ему есть, кому поручить это непростое дело — настоящая удача. Секретные счета с длинными колонками цифр, обозначающих суммы в долларах, фунтах и швейцарских франках, а так же бронированные ячейки где-нибудь в конторе неприметного банка где-нибудь в швейцарском Базеле, полные бриллиантовых колье, брошей с изумрудами и прочих фамильных драгоценностей царских аристократов — это, конечно, хорошо. Но куда важнее люди, секретные агенты. Не те, кого завербовали, поймав на сомнительных связях, серьёзных служебных проступках, финансовой нечистоплотности или гомосексуальных склонностях. Эти люди — просто расходный материал, веры им нет и быть не может. А вот другие, по-настоящему верные своему руководителю, пусть и оставившему свой пост, привязанные к нему чем-то посильнее денежных интересов или угрозы разоблачения, те, что подобно японским самураям, скорее откусят себе язык, чем выдадут патрона — вот такие люди и есть подлинные бриллианты в копилке любого начальника любой спецслужбы мира.

Осталось решить, как экстренно связаться со своим агентом, не привлекая внимания бывших коллег. Каналы для этого у Меира Абрамовича имелись, причём один из них как раз и был создан для экстренных, не терпящих промедления ситуаций.

Таких вот, как сегодняшняя.

— Поехали на Тверскую — распорядился он. — Высадишь меня в квартале от Центрального телеграфа, там и дождёшься. И смотри, заверни в какой ни то переулок, не надо отсвечивать…

Бывший начальник ИНО, а ныне рядовой член ЦКК ВКП(б) Меиру Трилиссеру испытал облегчение– как это случалось всякий раз, когда он принимал решение, и оставалось только воплотить его в конкретные действия.