Хранить вечно. Дело № 2

Изо всех сил пинаю дверь и навскидку, из обоих стволов стреляю в грудь тех, что поднимаются первыми. Промахнуться с расстояния в четыре шага немыслимо, но один всё же успевает среагировать и присесть, так что пуля достаётся тому, что идёт следом. Я продолжаю жать на спусковые крючки, не особо утруждая себя прицеливанием. Незачем — узкая лестница забита людьми в белых до пят накидках и пёстрых арабских платках, пули браунинга и «люгера» с каждым выстрелом переводят их из состояния жаждущих крови убийц в категорию «мёртв, как бревно».

Лестница завалена трупами, но пули летят в меня снизу — противник спустился на один пролёт вниз, и наугад палит из револьверов.

Бах! Бах! — грохает за спиной, и что-то обжигающее царапает мне ухо.

Марк, что ли? Опомнился и решил принять участие в веселье? Точно, он самый и есть — палит в белый свет, как в копеечку, закусив от старательности губу. Матерюсь в голос — ещё чуть-чуть, и он разнёс бы мне затылок.

Подряд два сухих щелчка — сначала на задержку встаёт откатившаяся назад затворная рама «браунинга», и сразу вслед на ней замирает в заднем положении коленчатый рычаг люгеровского затвора. «Пустой! — ору во весь голос и отпрыгиваю за дверной косяк. — Прикрой — и хорош палить, шугани этих уродов страхом, как умеешь!..»

Какое там! Если пришло время для подвигов — советский комсомолец не будет тратить его на всякие там паранормальные фокусы! Марк встал в полный рост встал в дверном проёме — пистолет он держит обеими руками, направленным вниз по лестнице — Бах! Бах! Бах!

Пуля рвёт ему рукав выше локтя одновременно с выстрелом, опустошившим магазин Хватаю недотёпу за полу куртки, изо всех сил рву на себя — Марк с придушенным воплем влипает в стену коридора, пистолет с лязгом катится ему под ноги. Но мне не до того — «люгер» в правой руке, верный «браунинг» в левой — боком, лёжа, высовываюсь в дверной проём и часто, с обеих рук отправляю в гости к гуриям ещё парочку арабов, решивших, что сопротивление гяуров сломлено и можно уже начинать резать. Снизу отвечают частые выстрелы, но на этот раз пули не свистят над головой, не выбивают каменное крошево из стен — целят явно не в меня. Я осторожно, прижимаясь к косяку, приподнимаюсь на колене — и успеваю увидеть, как последний араб падает, схлопотав между лопаток порцию свинца от кого-то, стоящего снаружи, за порогом дома.

Его едва хватило на то, чтобы выбравшись из кабины лифта, кое-как попасть ключом в замочную скважину — и без сил повалиться на табурет, стоящий в прихожей возле вешалки.

Это было что-то новое — на этот раз то, что ему привиделось, не было ни фрагментом его собственных воспоминаний, ни тем, что видел его альтер эго. Яша оказался в шкуре кого-то третьего, причём явно недружественно настроенного — труп «Прыгуна» с перерезанным горлом тому свидетельство…

Что-то меняется? Похоже на то. Вот и сил этот мимолётный флэшбэк у него отнял куда больше, чем два любых предыдущих взятых вместе. Вон, как руки трясутся, и лоб весь в холодном поту…

Яша встал, запер дверь и на трясущихся ногах поплёлся на кухню. Нашарил в настенном шкафчика початую бутылку «Столичной», сделал два больших глотка прямо из горлышка. Сразу полегчало.

…нет, товарищи дорогие, если и дальше так пойдёт — что ж это с ним будет?..

— Не стреляйте! — крикнул «Дорадо». — Не стреляйте, порко мадонна, я свой!

Секунду назад пуля, пущенная сверху, их лестничного пролёта, чувствительно обожгла ему мочку уха, и снова лезть под выстрелы он не собирался.

— Свои в овраге лошадь доедают! — непонятно сообщили сверху. — Сказано было по-русски. Уже хорошо, отметил «Дорадо», значит, он не ошибся. Да и как тут было ошибиться, если толпа вооружённых арабов лезет штурмовать дом, куда только что зашли люди, с таким трудом выслеженные им на улочках Иерусалима?

Он выкрикнул пароль — связник предупредил, что члены группы получили его для связи с представителями стамбульской резидентуры Москвы. Они, правда, сейчас не в Стамбуле, и даже не в Турции, но это всё же лучше, чем ничего.

Сверху не отозвались, и пришлось повторить пароль ещё два раза.

— Ладно, поднимайся. — разрешил невидимый собеседник. — Посмотрим, что ты за «свой». Только выброси ствол, и руки держи перед собой, так, чтобы я видел! А то, уж прости, завалю без второго слова!

Ну, наконец-то! Он, не высовываясь из-за выщербленного пулями дверного косяка, швырнул револьвер вверх по лестнице. Два раза глубоко вдохнул, выдохнул — и, выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, пошёл по ступенькам, стараясь не наступить в кровавые лужи и ещё бьющиеся в агонии тела.

— Так вас послали наши константинопольские… — э-э-э… покровители? — спросил я.

— Скорее московские. Когда вы сбежали от их людей в Стамбуле, они сильно забеспокоились и обратились ко мне, чтобы я вас отыскал.

По-русски мужчина говорил довольно чисто, однако акцент вместе с внешностью — смуглой кожей, курчавой шевелюрой и чёрными глазами — безошибочно выдавал в нём уроженца Пиренейского полуострова.