Хранитель

Рядом с тем самым местом, где совсем недавно стоял эльф, Карраш сердито засопел, гадая, сколько успел услышать наглый нелюдь, но преследовать остроухого не стал: Белка запретила на него охотиться. Правда, запах все же запомнил и только тогда нырнул в темноту, настороженно поводя ушами и намереваясь до рассвета караулить покой сына и обожаемых друзей, которые позволяли ему быть самим собой. Принимали таким, какой есть. Любили и доверяли, тем самым делая его жизнь насыщенной, прекрасной и по-настоящему счастливой.

К завтраку младший хранитель спустился самым последним. Все его спутники были уже в сборе – как раз заканчивали недурственную трапезу, на которую расщедрился благодарный владелец «Гордой пастушки». Длинный стол оказался заставлен разнообразными яствами, которые не стыдно было и во дворце подать, просто ломился от снеди, благоухал изысканными и поистине восхитительными ароматами. Однако перворожденные ели без аппетита. Лишь неунывающая Белка, фривольно подсев к красавице-эльфийке, облаченной в изумительно красивое платье, без умолку осыпала ее щедрыми комплиментами, не стесняясь ни Таррэна, ни лукаво посверкивающего глазами воеводы, успевшего к тому времени вернуться, ни домочадцев благодарного винодела, ни даже самих недовольных эльфов, о которых сейчас так нелестно отзывалась.

– Мне так жаль, что эти грубияны поленились оценить твое новое платье, – громко вздыхала Гончая, делано не замечая медленно спускающегося хранителя. – Хоть бы словечко, один крохотный намек, что ты сегодня бесподобно выглядишь… Хамы. Как есть хамы. Даже жалкого цветочка пожалели подарить, чтобы высказать свое восхищение.

Высокородная леди стрельнула глазами по сторонам, но прерывать пространные излияния не торопилась. Кажется, у нее больше не вызывали неприязни эти многочисленные похвалы.

– А я вот ценю, Мирена, веришь? – грустно добавила Белка. – Мне очень нравится: красный цвет тебе к лицу. Носи его почаще, ладно? Пусть эти невежи хоть так учатся познавать прекрасное, которое, судя по всему, абсолютно чуждо их очерствевшим душам. Хоть и бессмертные они, но какие-то… неживые. Скажи?

Маликон сжал челюсти и, с грохотом отодвинув лавку, молча вышел, не желая объяснять глупому детенышу, что таковы традиции темных. Даже если заметил и обомлел с самого утра, держи себя в руках и делай вид, что ничего особенного не случилось. Так положено. Так правильно. Так должно быть, особенно если эта красота предназначена другому. Но… к’саш! Почему тогда Мирена так странно смотрит и до сих пор не велит дерзкому сопляку заткнуться?!

– Вот и я о том же, – вздохнула Гончая, когда раздраженный эльф скрылся за дверью. – В этом они все: отвернулись и ушли, будто тебя и вовсе тут нет. Обидно, правда? Но не расстраивайся, Мирена: я всегда готов тебя поддержать. И, если потребуется, буду каждый день говорить, насколько ты хороша собой: это ведь такая малость! Мне ничего не стоит, а тебе приятно. К тому же это совершеннейшая правда, которую нет нужды отрицать. Пусть у вас свои порядки и правила, но делать вид, что ничего не происходит, – глупо. А настоящему мужчине не стыдно признаться в своих слабостях, особенно перед той, чья красота способна затмить даже солнце. Ты потрясающая девушка, Мирена, и я, в отличие от этих дурней, не собираюсь об этом умалчивать.

– Благодарю. – Эльфийка неуловимо порозовела и тоже поднялась, ощущая непривычное смятение, причем не столько из-за незаметных, но вполне осязаемых взглядов, кидаемых на нее со всех сторон, а, скорее, потому, что эта неуклюжая похвала была чуть ли не единственной, которой леди удостоилась от своих спутников за долгие недели пути.

А ведь она потратила столько усилий, чтобы выглядеть достойной наследника престола. Увы, молодой лорд деликатно промолчал, только взглянул с вежливым интересом, не более, а остальные будто ослепли, оглохли и вообще не замечают! Что в костюме, что в платье с роскошным декольте… как сидели, так и сидят. Даже привстать не соизволили! Один Белик поспешил подать руку на лестнице и галантно проводил до стола. Да, действительно обидно до слез!

Эльфийка сухо кивнула и в полнейшей тишине вышла из-за стола, стараясь ни с кем не встречаться глазами, в которых что-то подозрительно блеснуло. Поспешно поднялась наверх и скрылась за деревянной дверью, кусая губы и старательно вскидывая острый подбородок. А внизу воцарилась совсем уж зловещая тишина.

Белка, оглядев окаменевшие лица перворожденных, на которых не отразилось ни единой эмоции, тихонько вздохнула.

– Ну что? Допрыгались, братцы-кролики? Доигрались в молчанку? Теперь она расстроилась и вряд ли снова порадует вас этим дивным платьем. Гады вы ушастые. Как есть гады. Бесчувственные и злые. Такую девушку не замечать…