Хранитель

Темный эльф несильно вздрогнул, на мгновение потерявшись и выпав из реальности, а затем обессиленно рухнул на лавку, тщетно пытаясь скрыть невесть откуда взявшуюся нервную дрожь. Затем ощутил, как стремительно гаснет в груди едва вспыхнувший пожар, помотал головой. После чего утер выступивший на висках пот и, заслышав чужие шаги, ошеломленно уставился на внезапно возникшего словно из воздуха Таррэна.

– В чем дело? – резко осведомился наследник Изиара, сверля нехорошим взглядом взмокшего хранителя, бледного, как привидение.

Белка милосердно отвернулась.

– Пустяки. Линни слегка перенапрягся, пытаясь поднять этот щедро накрытый стол. Наверное, хотел поразить меня своими выдающимися способностями. Не знаю, что на него нашло. Спроси сам, если хочешь, а то я не понимаю, что он там бурчит.

– Линнувиэль? – зловеще протянул Таррэн.

– Н-ничего, мой лорд, – ошалело выдохнул эльф, чувствуя, как медленно отступает странная немощь и проясняется голова.

– Возникли какие-то проблемы?

– Н-нет, мой лорд. Никаких проблем.

– Тогда почему на тебе лица нет?

Белка потянула благоверного за рукав.

– Отстань. Не видишь: человеку, то есть эльфу, плохо. Пусти его, пусть проветрится, а то иначе тут может случиться настоящий конфуз. Линни, мне кажется, тебе действительно стоит прогуляться.

Младший хранитель болезненно дернул щекой, заслышав позорное имя, больше похожее на кличку какой-нибудь шавки, но не преминул воспользоваться мудрым советом и, коротко поклонившись наследнику, поспешил выбраться во двор. Едва выйдя наружу, торопливо прикрыл за собой дверь, шагнул на одеревеневших ногах на крыльцо и, все еще внутренне дрожа, в каком-то изнеможении опустился на ступеньку. Но лишь тогда, вдохнув восхитительно прохладный воздух и устало прислонив голову к деревянным перилам, наконец-то почувствовал, что странное оцепенение окончательно исчезает, непонятная слабость отпускает, а необъяснимое чувство тревоги потихоньку сходит на нет.

Что это было? Отчего так громко колотится сердце? Почему в глазах до сих пор темнеет при одном воспоминании об этих странных радужках? И где же его хваленая сила? Где ненависть, которая едва не спалила его заживо? Что, в конце концов, это было?!

– Не понимаю… – прошептал он, устало прикрывая глаза.

Линнувиэль долго сидел на крыльце, постепенно приходя в себя и наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Размышлял, пытаясь разобраться в случившемся и одновременно избавиться от неожиданной растерянности. Старался понять, что же в действительности сейчас произошло. Правда, ни до чего определенного так и не додумался, а единственное, что он сумел понять, так это то, что от Белика лучше держаться подальше. Молчать, когда хочется крепко выругаться, и делать вид, что полностью спокоен. Иначе в следующий раз его испепелят на месте. По крайней мере, именно это он успел прочесть в опасно полыхнувших глазах будущего владыки. Прочел и сразу поверил, что так и будет, ибо Таррэн не остановится ни перед чем, чтобы уберечь своего драгоценного грязнокровку.

Линнувиэль потерянно моргнул, ничего не понимая и безумно устав от бесконечных разочарований. Но едва на улице показались возвращающиеся в трактир сородичи, заставил себя снова встать, сделал невозмутимое лицо и, плотно сжав губы, с независимым видом отправился собирать вещи.

Надо было идти, несмотря ни на что. На душе было гадко, мерзко. Он ничего не понимал в себе и в том, что сегодня случилось, но этого смятения никто не должен был увидеть, даже единокровные родичи. Нельзя показывать недостойную перворожденного слабость. Эльфы слишком горды и непримиримы, чтобы раскрывать перед чужаками душу. И ни один из темных никогда и нигде не рискнет выставить напоказ собственные чувства. Только вот Линнувиэль все не мог понять, почему Таррэн поступает иначе.

Глава 13

– Вал? – тихонько позвал Тир, опускаясь на траву возле низкого ложа, на котором неподвижной колодой лежал его старый друг. Над ним грустно шелестел зеленый полог живого жилища, игривые солнечные лучики бросали густые тени на спокойное лицо, делая его суровым, аскетичным и каким-то… неживым. – Вал?

Ланниец даже не дрогнул. Он был невероятно бледен, заметно исхудал за эти дни, будто что-то невидимое жадно пило из тела все соки. Почти полностью обнажен, но до самого подбородка укрыт мягкой тканью, не позволявшей увидеть его страшные раны. Глаза Стража были плотно закрыты, рыжие волосы спутались в беспорядке, широкая грудь размеренно поднималась и опускалась, и только по этому признаку и можно было отличить его от мертвеца.

Юный эльф бережно приподнял простыню и до крови прикусил губу: вся правая половина тела Стража превратилась в обугленную головешку. На ней ни единого здорового кусочка кожи не осталось, хотя эльфы явно старались. Но тот проклятый огонь, от которого Вал защитил Мелиссу, его почти убил. Напрочь сжег его драгоценный амулет, без которого Вал нигде не появлялся. А у сердца и вовсе зияла глубокая, жуткая, едва-едва поджившая рана, в которой ритмично подрагивала невероятно тонкая и очень ранимая пленка исцеляющего заклятия.