Хранитель Бездны

Ему показалось, что скорость грузовика начала уменьшаться, но мгновение спустя он понял, что его субъективное восприятие изменилось еще больше — теперь он видел окружающий мир покадрово, так, будто смотрел не в лобовое стекло, но в экран компьютера, не справляющегося с отображением сверхкачественного видеофайла. Вот пальцы, сжимавшие банку пива, наконец разжались, и она, вместо того чтобы упасть, подчиняясь силе гравитации, начала планировать, разбрызгивая вокруг янтарные капли. Теперь он мог опустить руку на руль, но рука двигалась медленно, слишком медленно. Собака приближалась — он отчетливо видел ее яркий черно-белый силуэт в ослепительном сиянии фар. При всем желании, он не мог, просто не мог, нажать на тормоз еще сильней — его инстинкты профессионального водителя просто не позволили бы ему пустить многотонную фуру в занос.

Пес был худым, вытянутым, как такса, но такса неестественно длинная. Странно, но собака не двигалась. Или ему, затянутому в водоворот замершего времени, лишь казалось так? Возможно, пес, застывший в нелепой, неестественной позе (передние лапы вытянуты в воздухе параллельно дороге, не касаясь ее; задние немного согнуты, как если бы собака приготовилась к прыжку, да и остановилась так), бежал изо всех сил, спасаясь от настигающей его доли? Но Кирилл видел абсолютно неподвижную скульптуру: на оскаленной морде ярко горели два фонаря, напомнившие ему сказки Ганса Христиана Андерсона о чудовищных собаках размером с дом, с горящими, огромными, как блюдца, глазами. Пасть, обрамленная хлопьями белой пены, — жуткие, черные в белом свете клыки — неужели он включил дальний? Когда, когда он успел это сделать?

Ближе. Еще на миллиметр ближе — господи, он же не повернет, просто не успеет! Рыжая в подпалинах шерсть, под которой бугрились напряженные в отчаянном усилии мускулы — что же это за пес такой, до чего странный, омерзительный, длинный… Длинный настолько, что уместно было бы добавить еще две лапы — они бы заполнили пустоту под втянутым животом…

Ближе, еще на миллиметр ближе! Ну и что, пусть ему не увернуть, а пес, что пес, в конце концов… Осознание того, что ему придется убить это странное и страшное животное, наполнило его… нет, не сожалением, но облегчением, детской истеричной радостью.

Еще ближе! Невероятно, но пес повернул голову, неподвластный параличу, охватившему окружающий пейзаж. Его пасть оскалилась еще больше, будто он узнал Кирилла и улыбался ему как старому знакомому. А потом…

Еще ближе!

Еще!

Внезапно паралич прошел, и время рванулось, распрямляя освобожденную пружину часового механизма. Молнией промелькнула спасительная мысль, и, вцепившись обеими руками в руль, он резко повернул его влево.

И в этот раз время не остановилось. Напротив, оно продолжало ускоряться, ускоряться, ускоряться…

Он смотрел во все глаза на приближающуюся в лоб черную «Ауди», отличную машину для всей семьи, точно такую же, как… такую же, как… Но разве такое возможно? Разве случаются такие совпадения? Он услышал смех внутри своей головы, холодный рыдающий смех и попытался увести руль вправо, что, естественно, было невозможно — машина была уже слишком близко — они неслись навстречу друг другу, и он видел, отчетливо видел (хотя поверить в это было невозможно, настолько же невозможно, насколько невозможны подобные совпадения) лицо Андрея Сухарева, Сухаря, своего однокурсника и начальника, сидящего за рулем своей шикарной «Ауди» и осознающего свою неминуемую грядущую смерть!

Огромный «Вольво» протаранил легковушку с ужасным, омерзительным треском. Грузовик не остановился, но продолжил движение так, словно «Ауди» был сделан из бумаги. Кирилла швырнуло на руль и ударило грудью о рулевую колодку с такой силой, что он почувствовал, как что-то тонко лопнуло внутри грудины, и все тело сразу же занемело, застыло в нелепой позе изломанной куклы. Он ощущал, как колеса фуры постепенно перестают вращаться — под ними что-то скрипело и звонко ломалось. И этот ужасающий хруст не оставлял сомнений в том, что для пассажиров «Ауди» все кончено. Пассажиров? Почему, почему, боже праведный, он подумал про пассажиров? Сухарев был в машине один, он отчетливо видел… Но даже сейчас, полуослепнув от шока и ужаса, он понимал, что обманывает самого себя.

Наконец, «Вольво» остановился и неловко застыл, чуть осев на правую сторону. Кирилл медленно поднял голову — перед глазами все еще плыло, ему не хватало воздуха, но спазм, охвативший тело, потихоньку отпускал. Во рту было горько — он сплюнул на приборную доску, ожидая увидеть кровь. Слюна, пенисто-белая, прилипла к пластику и червем поползла вниз.

Со всех сторон от него потрескивал метал. Где-то размеренно капало. Кабина, еще секунду назад подсвеченная огоньками на приборной панели, теперь неравномерно мерцала в такт захлебывающемуся мотору — сердце «Вольво» продолжало работать, как сердце умирающего от инфаркта: тяжело — то заходясь в аритмичном кашле, то почти замирая.