Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах

«Я умер в полночь от тоски,Всю ночь лежал впотьмах,Но ангел мне смочил виски,Проснулся я в слезах. Ещё клубился полумрак,Шли складки по белью.

Был рай обставлен кое-как,Похож на жизнь мою. Немного их, струящих свет,На мировом ветру,Опознавательных приметТвоей судьбы в миру! Но всё: стола потертый лакИ стула черный сук —

Твердило мне: не нужно такОтчаиваться, друг. Не потому, что есть намёкИль тайный знак уму.А так — всем смыслам поперек,Никак, нипочему».

16.12.75

(Копия этого письма была направлена о. Сергием К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму, но цензура её не пропустила.)

К. А. Любарский

Письмо С. А. Желудкову (от 06.01.1976)

Из письма жене:

***

Поскольку эпопея с битвой за письма Сергея Алексеевича, видимо, ещё продлится довольно долго[28], то нет смысла откладывать ответ на те три письма, которые мне всё же удалось получить. Это первые три главы книги Льюиса «Страдание». Я вполне отдаю себе отчёт: о произведении необходимо судить лишь прочтя его вполне — но что делать! Моя невинность блюдётся весьма тщательно, видимо, боятся, что я стану верующим. Страхи напрасны, что я и попытаюсь сейчас показать. Те главы, которые имеются уже в моём распоряжении, вызывают весьма серьезные возражения.

По существу рассматриваемые главы представляют собою ещё одну (какую уж по счёту!) теодицею. Она могла бы прозвучать довольно убедительно для людей определенного психологического склада, если априори принять существование объекта оправдания — Бога. Отсутствие неизбежной необходимости принять это автор и сам, видимо, хорошо понимает. Не случайно всю первую главу он посвящает тому, что он называет «элементами веры», т. е. описывает феномены, которые якобы неизбежно толкают человека к принятию веры.

На деле же ситуация обратна. «Элементы веры», о которых пишет автор, уже суть элементы религиозного сознания. Эти феномены либо не существуют вовсе, либо допускают иное (или даже иные) объяснения. Не они толкают к вере, а вера их порождает.

В качестве первого такого элемента автор называет чувство Божественного, под которым он понимает соединение страха (ужаса, жути) перед неведомым, непостижимым, с безграничной любовью к источнику этого страха. Он утверждает, что это чувство родилось вместе с человечеством и не умерло, а укоренилось, несмотря на всё развитие цивилизации.

Это неверно. Страх неведомого действительно существует и боязнь привидения, действительно, не то, что боязнь тигра. Особый характер этой боязни именно и определяется самою неизвестностью. Всякому даже в быту известно, что самым мучительным является в любой ситуации не сам дурной исход той или иной ситуации, а именно ожидание этого исхода (стандартное выражение «мучила неизвестность»). Но во всех бытовых ситуациях возможный спектр неизвестного невелик, неопределенность незначительна, ибо большинство реализуемых в быту исходов нам хорошо известно. Неопределенность эта резко возрастает, конечно, при переходе к явлениям трансцендентным, «знание» которых к нам приходит с культурой и исторической традицией. Льюис замечает в связи со страхом, например, который вызывают привидения: «дело тут не в опасности — никто толком не знает, чем опасно привидение, — а в самом факте (появления привидения)». Вот именно от того-то и страх, что «никто толком не знает, чем опасно привидение». Всё возможно — это-то и вызывает ужас.