Собственно церковная жизнь понимается как закрытая и самодостаточная, главная задача церкви как института заключается в том, чтобы максимально расширить сферу своего влияния. Это касается не только храмов, но и смыслов, которые на этом языке называются традиционными ценностями.
Самоочевидными полагаются предпосылки: христианство на территории России и большинства стран бывшего СССР – это православие, православие – это церковь, церковь – это РПЦ МП и все ее структуры, а любая критика любой части этих структур есть «информационная война против церкви» и, в конечном счете, против Бога, причем вне зависимости от того, насколько критика справедлива.
Многие считают, что за этим стоит всего лишь обычная корпоративная этика, когда наши по определению всегда правы, а любая критика есть вражеская инсинуация. Но мне представляется, что за этим подходом есть и определенное богословие – проще говоря, сегодняшнее русское православие испытывает прививку кальвинизма. Об этом подробнее.
Центральное для христианского богословия понятие – это
А вот дальше начинаются тонкости. Как это получается, что одни люди обретают спасение, а другие нет? И что тут зависит от самого человека? В классическом кальвинизме, одной из основных ветвей протестантизма, всё выглядит достаточно просто. Бог сам предназначает одних людей для спасения, других – для погибели, и сам человек ничего изменить не в состоянии. Спасенные входят в церковь и всегда пребывают в ней, их задача – вести достойную жизнь и укреплять свою церковь. Остальные обречены.
Кальвинистская модель сулит процветание: принявшие его Швейцария и Нидерланды, а равно и пуританские колонисты в Америке добились экономического успеха во многом благодаря именно тому, что вопросы духовной жизни оказались раз и навсегда разрешенными и можно было заняться торговлей и ремеслами. При этом, стоит заметить, Жан Кальвин установил в городе Женеве настоящую тоталитарную диктатуру, где богословские и бытовые вопросы равно решались единообразно и на самом высшем уровне.
А при чем тут русское православие? Впервые я встретился с подобными идеями, когда более десяти лет назад единственный раз в своей жизни участвовал в богословском диспуте о книге никому тогда не известного С. Л. Худиева, она называлась «Об уверенности в спасении». Краткое содержание: православный христианин может и даже должен быть уверен в том, что ему обеспечено спасение уже в силу его принадлежности к церкви. Именно в этой уверенности он находит силы для духовной борьбы, для проповеди христианства внешнему миру.
Мы с моим другом Михаилом Зеленым написали на книгу развернутую рецензию. Да, говорили мы, Худиев приводит корректные цитаты, но он их приводит не все. И для православия другой подход более характерен: никто ни в чем не может быть уверен до самого конца, потому что каждый из нас слаб. Нерушима лишь верность Бога Своим обещаниям и Его милосердие, дающее нам надежду.
Тогда, в самом начале двухтысячных, этот спор показался мне интеллектуальным упражнением, имеющим мало отношения к практике христианской жизни, тем более, что по подавляющему большинству практических вопросов у нас с Худиевым не было разногласий.
Но время шло, и в последние пару лет я все чаще слышу от других и сам себе задаю вопрос: что же происходит с нашей церковью? Почему в ней все больше формализма, отчетности и помпезности? Почему церковное руководство все громче и настоятельнее говорит о ценностях и прочих идеологемах и все меньше – о Христе и Евангелии? И почему все строится по кремлевской модели ручного управления?
И тогда я вспомнил о наших спорах с Худиевым, теперь самым известным в стране православным публицистом, абсолютно лояльным ко всему, что нисходит от священноначалия. И он раз от разу объясняет почему. Если спасение человека, то есть его судьба в вечности, целиком и полностью определяются фактом его принадлежности к церковной организации, его основная задача – укреплять, защищать, развивать эту самую организацию. Он подобен пассажиру, плывущему на корабле во время бури: главное, чтобы корабль был исправен и команде никто не мешал, не до споров нынче о том, в чем прав или неправ капитан.
Церковь так часто и изображают, в виде корабля, где кормчий – Христос. Впрочем, есть в Евангелии и другой образ: апостолов, которые пересекают Галилейское море без Христа. У них свои какие-то задачи и потребности, и вот на море начинается буря, они в ужасе – и в этот момент они замечают Христа, идущего по волнам. Им остается только просить Его о спасении. И апостол Петр даже решается на безумие: он идет по воде к Спасителю. Его веры хватает всего на несколько шагов, но все-таки он не стал смолить борта, а шагнул по водной глади к Тому, без Кого и борта не помогут.