Христос — Победитель ада

Все эти идеи Ефрем вкладывает в уста персонифицированных смерти, ада и сатаны. Одним из главных выразительных средств, используемых Ефремом в диалогах между отрицательными героями, является юмор: герои как бы высмеивают сами себя, когда признают собственную немощь и неправоту. Доказательство часто ведется «от противного», и предметы предстают в искаженном свете, поскольку говорят о них отрицательные персонажи; читатель (слушатель) должен сам разгадать нехитрую загадку по определению истинного смысла текста. Так например, в гимне 41 (его полный текст приведен в приложении к настоящей книге) диавол говорит о том, как он, несмотря на свою старость, не пренебрегает маленькими детьми, но «заботится» о них: забота эта заключается в том, чтобы приучить детей ко злу с самого младенчества [414]. Подобного рода приемы, свойственные скорее детской литературе, чем высокой поэзии, перейдут от Ефрема к Роману Сладкопевцу, а от последнего — к византийским гимнографам, авторам богослужебных текстов.

Гимны 52—68 представляют собой поэтические диалоги между сатаной и смертью, время от времени прерываемые авторскими вставками. Сатана и смерть, которые «никогда не побеждали и никогда не победят», спорят между собой о том, кому принадлежит победа над родом человеческим [415]. В ходе спора сатана и смерть признают свою беспомощность перед лицом Бога, говорят о смерти Христа на кресте как источнике их собственного мучения и гибели. Каждую строфу автор снабжает рефреном, в котором сфокусирована основная мысль произведения: «Слава Тебе, Сыну Пастыря всех, избавившему стадо Свое от тайных волков, поглощающих его, — лукавого и смерти» [416]; «Слава Тебе, распятием Твоим лукавого победившему, и воскресением Твоим одержавшему победу над смертью» [417]. Рефрен, таким образом, содержит в сжатом виде ту богословскую идею, которую слушатель должен извлечь из диалогов между сатаной и смертью: задача, стоящая перед слушателем, с самого начала решена за него автором. Такой своеобразный способ подачи материала имеет прежде всего дидактическое значение и позволяет с наибольшей полнотой воспринять идею произведения.

Приведем в качестве примера диалог между сатаной и смертью из гимна 52:

Смерть и сатану слышал я, как они спорили,

кто из них имеет больше власти над сынами человеческими.

Смерть указывала на свое могущество, которым побеждает всех,

а сатана указывал на свое лукавство, которым всех вводит в грех.

— Тебя, лукавый, слушает только тот, кто хочет,

а ко мне приходит кто хочет и кто не хочет.

— У тебя, смерть, только сила мучительства,

а у меня также коварные сети и путы.

— Слушай, лукавый, твое иго сокрушает всякий,

а моего ига никто избежать не может.

— Ты, смерть, только на больного возлагаешь свое иго,

а я со здоровыми яростно борюсь…

— Шеол ненавистен, потому что в нем нет покаяния:

это бездна, которая поглощает и лишает всякого движения.

— Шеол — это пучина, в которую если кто попадет, воскреснет вновь;

а грех ненавидят, потому что он лишает человека надежды.

— Хоть я и ненавижу кающихся, я оставляю возможность покаяния.

А ты лишаешь надежды грешника, который умер во грехе.

— Это ты лишил его надежды,

ибо тот, кого ты не ввел в грех, умирает блаженно.

Благословен Тот, Кто восстал против этих двух проклятых слуг,

чтобы мы могли увидеть их, как они увидели нас и надсмеялись над нами.

То, что мы видели о них, братья мои, есть залог [418]

того,

что мы увидим о них потом, когда воскреснем [419].

Подобного рода диалогические поэмы после св. Ефрема станут одним из излюбленных жанров сирийской литургической гимнографии. На сирийском языке сохранился целый корпус анонимных диалогических поэм, датируемых приблизительно V веком: в качестве действующих лиц в них выступают, помимо персонифицированных сатаны и смерти, такие библейские герои, как Авель и Каин, Авраам и Сарра, пророк Илия и сарептская вдова, а также герои Нового Завета — Мария и Иосиф, Мария и Ангел, Мария и волхвы, Иоанн Креститель и Христос, Херувим и благоразумный разбойник [420]. От сирийских поэтов этот жанр перейдет к византийским — преп. Роману Сладкопевцу [421], преп. Феофану Начертанному [422] и другим.

Сирийские литургические рукописи сохранили множество мадраш, надписанных именем преп. Ефрема Сирина, однако почти наверняка принадлежащих авторам V, VI и последующих столетий. К числу таковых относится сборник «Надгробных песнопений» (Necrosima), в которых большое внимание уделено теме победы Христа над адом и смертью [423]. Подлинное авторство этого цикла мадраш установить трудно [424]. Текст песнопений был перепечатан Ж. Ассемани из сирийских богослужебных книг, в которых мадраши, как правило, приписываются преп. Ефрему. Некоторые песнопения цикла почти дословно воспроизводят подлинные произведения Ефрема [425], другие достаточно далеки от творений Ефрема по стилю и содержанию. Очевидно, мы имеем дело с компиляцией литургического материала, сделанного кем‑то из позднейших подражателей Ефрема.