Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)

Под Твою милость…Под Твою милость припадаем, Богородица Дева,Молений наших не отринь в скорбях,А от бед избави нас,Едино чистая и благословенная.

Грустные, прозрачные голоса подхватили её, понесли:

На твердыню Твою уповаем, Богородица Дева.

Плыл над ними, над пустошью страстный хорал. Словно на мечах, поднятых вверх. Тянулась пустошью длинная цепь.

Впереди, сильно оторвавшись от остальных, шли военачальники в белых плащах.

Какое имя Твоё!Какая слава Твоя!

Исполненные последней, мужественной и безнадежной печали, взлетали голоса. А глаза видели, как вырвался вперёд слон, страшная, словно из ада, живая гора, как полетела конница.

О, воспетая…О, воспетая Мать,Родившая всех святых святейшее Слово.Сегодняшнее наше приемли приношение.От всяких избави напасти всехИ будущие изыми муки Тебе вопиющих.Аллилуйя.Аллилуйя!Аллилуйя!!!

Слон ворвался в ряды. Со свистом разрезала воздух цепь.

Через час всё было кончено.

Последние звуки хорала умолкли. В окружении бурых, жёлтых и серых тел лежали на белёсой земле, на редком вереске белые тела.

Только в одном месте скучилась толпа конных и пеших крымчаков. В их полукруге трубил, натягивая верёвки, как струны, ошалевший слон.

А перед ним, также распятый верёвками, лежал предводитель осуждённого заслона. Две кровавые полосы расплывались на белой ткани плаща. Одна нога неестественно, как не бывает, подвёрнута. Пепельные волосы в белой пыли и крови.

Стиснут одержимый рот. В серых глазах покорность судьбе, отрешенность, покой. Он вовсе не хотел глядеть. И всё же видел, как высится над ним, переступает на месте, грузно танцует слон, как косят его налитые кровью глазки. Он уже не боялся зверя.

Он не хотел видеть и прочего. И всё же видел склонённое над ним редкоусое лицо Марлоры. Хан скалил зубы:

– Готовится кто ещё к битве? Нет? Одни?

– Не знаю, – безразлично сказал он.

Его куда более занимало и беспокоило то, что высоко над ним, над ханом, над слоном кружилось в синем небе и выжидало вороньё. Если эти наконец отстанут и уйдут, вороньё осмелеет и слетится на пир. Татары думают напугать его тем, что готовят. А это же лучше, чем живому, но неспособному шевелиться, почувствовать глазами веяние крыльев.

Да и не всё ли равно?

– Отстаньте, – кинул он и добавил: – Два сокровища у нас было – земля да жизнь. А мы их отдали. Давно. Чужим. Нищие… Всё равно.

– Чего ты добивался?

– Я хочу умереть.

Марлора подал знак. Морщинистая, огромная слоновья нога повисла над глазами.

– А теперь что скажешь?

– Я хочу умереть, – повторил он.

– Бог у вас, говорят, появился? Он где? Что делает?

– Его дело. Он жив. А я хочу умереть.

Марлора взмахнул рукой. Слон опустил ногу.

Глава 31

ВИНО ЯРОСТИ БОЖЬЕЙ

Тот будет пить вино ярости Божьей, вино цельное, приготовленное в чаше гнева…

Откровение Иоанна Богослова, 14:10.

От Твоего державного бега по поднебесью в страхе трепещут созвездия! Ты поведёшь гневно бровью – и в небе загрохочут молнии. Властелин!

Гимн Осирису.

Ты чего ещё хочешь? От Бога пинка?!

Присказка.

Дня через три после битвы на известняковой пустоши апостолы под началом Христа подходили к небольшому монастырю среди дубовых рощ и полей клевера. Речушка окружала подножие пригорка, на котором стояла обитель. Перегороженная в нескольких местах запрудами, река образовывала три-четыре пруда, отражавших блёклое предвечернее небо.

Тринадцать мужчин и женщина шли над водой, вспугивая кузнечиков из диких маков, и думали только о том, как бы где-нибудь найти приют.

До них доходили слухи о появлении на юге татар. И хотя они не верили, что никто не встретит врага, что тот же самый Лотр не поднимет против него людей, приходилось остерегаться. Теперь нельзя было ночевать в беззащитных хатах или в чистом поле. Нужно было забираться глубже в лес. Но и тут леса были ухожены, очищены от пней и бурелома.

К тому же они не могли долго сидеть в безлюдном месте. Где люди – там и хлеб, который скитальцам, пусть и не часто, и не помногу, удавалось покупать.

Потому сегодня, увидев белый монастырь-игрушку, Юрась обрадовался. Можно переночевать под стенами. Если ночью появятся татары, неужели не пустят, даже в женский? Быть того не может. Монастыри же для того и строят – давать приют и убежище.