В действительности ей нужно было присмотреться к девке, с которой так подозрительно долго разговаривал патрон. Не сходя с мула, она смотрела, оценивала и ощущала, как шевелится где-то под душой ревнивое волнение. Плевать она хотела на объятия этого очередного, но с ним спокойно. Беда её была в том, что каждый раз ей казалось: вот это не… надолго (она страшилась слов «постоянно», «всегда» и почти не вспоминала, что есть слово «навеки»). Каждый, кто давал ей на известное время уверенность и всё прилагающееся (деньги были делом десятым, хотя этот и платил хорошо), вызывал в её душе приязнь и даже нечто похожее на желание быть с ним.
И вот – эта. А может, ещё и ничего? Может, обойдётся?
На лестнице кардинал столкнулся с Болвановичем. Красный, шатается – чёрт знает что. И вдруг, когда Лотр остановил его, из-под пьяных бровей Григория Гродненского неожиданно трезво сверкнули медвежьи глазки.
– Рык слышишь? – спросил Лотр.
– Отверз Пан Бог уши мои.
– И что?
– Думаю, сильненьким наш злодей делается.
– М-м… да. Вот тебе и кукла. Два этаких чуда. Вот выйди сейчас на стены, крикни против него. Что будет?
– Это ты выйди. Ты что, последний оплот восточного православия в Гродно уничтожить хочешь? Это ты – подожди.
Лотр махнул рукою, пошёл. И уже с самого забрала увидел, как сидит на выступе стены и думает о чём-то Босяцкий.
– Н-ну?
Серые в прозелень, плоские глаза праиезуита показали в ту сторону, откуда летел шум человеческой толпы.
– Т-так… он где?
– Стража доносит: по забралу ходит, с другой стороны башни.
– Сила?
– Д-да… с-сила. Это немного больше того, на что надеялись.
– И что? – Лотр не желал начинать разговор первым.
– Да что… Одно из двух. Либо он мошенник, жадный к деньгам и славе, а власти – по глупости, а может, по лени, – не алчущий. В этом случае он нам – как поветрие. С ним нам и курия – ерунда.
– А что, это, по-моему, неплохо. – Лотр сделал шаг навстречу монаху-капеллану, чтоб верил, чтоб высказывался дальше. – Что бы ты сказал, будь я понтифик, а ты – серый Папа?
– Всё в руке Божьей.
– Ну, а ещё какое «или»?
– Или он совестливый, боязливый дурак, ни денег, ни славы не хочет и не будет нам помогать (а такой нам не нужен).
– И ещё есть одно «или», – с внезапной суровостью сказал нунций. – А что, если он и мошенник, и сребролюбец, да ещё и любитель власти… И что, если он силу свою почувствует и поймёт, что сам всё может?
– Думаю, плохо будет. Зачем мы, зачем Церковь при живом Боге?
– Что ж тогда?
– Убрать, – одними губами сказал монах и добавил чуть громче: – Но я думаю, что не из тех. Человек, бывший раб. Откуда ему знать про власть и желать её?.. Иди, спроси его. Всё в руке Божьей.
– То-то. В чьей руке?
Босяцкий усмехнулся кардиналу в спину. Ишь, встревожился, лупанул, как ты его, скажи, за пятки хватают. Напрасно бежишь. Человек алчет либо золота, либо славы, а жажде власти так называемому Христу ещё негде было научиться.
Лотр нашёл Юрася там, где и ожидал найти. Братчик ходил по забралу, морщился от криков и мял одну руку в другой. И этот обыкновенный, очень человеческий жест успокоил кардинала.
– Ну что? – спросил он. – Тут лучше, чем на кобыле?
– Да ну его, – сморщился Братчик. – Не по мне это. Чувство такое, словно я комар в борще. У всех на глазах, все смотрят… И мысли какие-то дурацкие. Вчера голый нищий. А сегодня «чудеса» эти. Город сыт, город кричит-надрывается. Все меня хвалят. И думаешь, как горожане все: а может, и взаправду здесь без вселения Духа и вдохновения Божьего не обошлось?
Лотр сосредоточенно покосился на него.
«Начинается, – подумал он. – Не успел человек из грязи выбраться, а уже в боги. Всегда, чёрт его возьми, так».
Лицо Юрася говорило, что ему неудобно и плохо. И Лотр повел подкоп, чтобы выяснить, как далеко Христос зашёл в мыслях:
– Ну а сбежал бы отсюда или нет?
– Дудки. Святого, может, и вынесли бы ангелы, а я мошенник, я жулик.
Обычное наивное лицо. Лицо пройдохи, добывающего хлеб хитростью. Лотр придвинулся к нему.
– Слушай, – голос его осёкся. – Слушай, Христос, и забудь, что ты жулик. Ты велик, ты мудр, ты Бог. До того времени, покуда мы возносим тебя. Ты нам нужен таким. Но и ты нас держись. Видишь: город у ног. Большой, богатый, красивый. А за ним вся Белая Русь, всё королевство, вся земля. Если будешь держаться… нас, если скажешь, что без… нас плачет престол святого Петра – озолотим. Всё дадим тебе. Поклонение… царства… богатство.
И осёкся, увидев на этом странном, беспардонном лице брезгливость.
– Я же говорил, что не хочу быть святым. Я довольствовался бродяжьей долей… Я сегодня драку видел… Лучше отпустите вы меня. Не хочу я в Рим. И тебе не советую. В Рим я пошёл бы только, чтобы увидеть одного человека.
– Что за человек?
– Он не имеет власти. Но знает больше всех на земле, хотя даёт людям только часть своих знаний. Не понимают. Не поймёшь и ты. Он рано пришёл. Он теперь, наверное, старый. Я обязательно хотел бы увидеть его. Но в Рим, в этот город нечестивцев, я пошёл бы только обычным бродягой-школяром. Если здесь такое, то что же тогда в Риме?