Хромосома Христа

Он тем же тоном возвратил мне вопрос. И я не нашел на него ответа. Я растерялся: в самом деле – куда? Я себе очень нравился, но вопрос был задан в упор и тот, кто отражался зеркале, ждал ответа. Я еще раз растерялся. Такое бывает: вопрос следует за вопросом, растерянность за растерянностью, удар за ударом. Бокс жизни, бой не шуточный. И я сорвал с шеи смеющийся галстук, сдернул с себя непомерно гордый пиджак, затем штаны и сорочку – так-то лучше! Затем спокойнее снял носки и остался только в трусах с въевшейся в жирненькое пузцо резинкой, с утлой грудью и уже покатившимися к полу плечами… Так-то лучше! Но и голому пустота моих глаз не давала покоя: и чего ты добился? Все осталось, как было. Пустота по-прежнему ухмылялась. Чтобы не сойти с ума, я забрался в холодную ванну. Как в прорубь. И тотчас выскочил из нее как ужаленный. И потом две недели болел. Да, простуда, грипп, аспирин, чай с малиной, горчичники… Я своего добился. Целых две недели неотступного думания – и я снова у зеркала, в трусиках. Еще круче обвисли плечи, пуще прежнего выдался живот, зато, и это ведь главное, ухмылка пустоты сошла. Теперь глаза жаждали света, их томил голод по порции свежей мысли, но и этого мало – они улыбались будущему. Взгляд снова искал наших баранов, о которых мы и думать, казалось, забыли…

Иногда мне снилась Аза, а Аня – ни разу. Приходила и Тина…

– Тогда ты был в неё влюблен? – спрашивает Лена.

– В Аню?

Лена молчит.

– В Тину?

Лена улыбается.

– Знаешь… Похоже…

Теперь я умолкаю.

– А сегодня, сейчас?

– Ты же знаешь.

ГЛАВА 26

Сиротливо стоящая у подъезда наша желтая “бээмвешка”. Наша квартира на седьмом этаже, вид не на море – на горы. Трудности с надутым матрацем при посадке в лифт, когда с нами непременно хочет подниматься улыбающаяся дама с глазами совы. С непременной болонкой на поводке.

После освежающего душа, который мы принимаем поочередно, хочется есть, и мы обедаем чем попало: вчерашние бутерброды, остатки курицы, помидоры, разрезанные на четыре части, какой-то напиток из пластиковой бутылки – все годится. Нам лень куда-то идти, чтобы съесть горячего, хочется полежать, может быть, вздремнуть… Ну, такая прекрасная лень. Здесь мы позволяем себе этакую стихийную безмятежность, изысканное и изнеженное безобразие. Вот такая катавасия…

Постель, одна на двоих, замерла в ожидании, еще не смяты и не влажны простыни, не измяты подушки…

Мы лежим рядом с закрытыми глазами и делаем вид, что спим. Мне грезится, что Юля думает обо мне, как о спасителе мира, и я не могу не думать о ней: она восхитительна! Но, когда я слышу ее ровное дыхание и, повернув голову, искоса смотрю на нее, обнаруживаю, что она спит. Она спит. Спит!

Остается смириться с этим и попытаться думать о чем-то другом. О чем? Зачем я ее сюда привез? Зачем же?

Мне не кажется, что я ошибся в своем выборе.

Я бесшумно встаю, иду на балкон, вижу бурые, высвеченные солнцем жаркие горы, кривые чахлые сосны у подножья, желтеющую зелень кустарника, льющуюся по склонам вниз, слышу голоса, которые не могут помочь мне ответить на мой вопрос – зачем?

Когда Юля просыпается, я читаю какую-то книжку, сижу в кресле и читаю.

– Я спала?

Я продолжаю читать.

Сладко зевнув, она потягивается, закрывает глаза и лежит неподвижно еще целую минуту. Мне кажется – целый час: я успеваю прочитать полкниги.

Молчание, тишина.

Мое неожиданное “Кофе?” звучит дружелюбно.

– С удовольствием!

Вот – жизнь!..

ГЛАВА 27

– Ты слышала, конечно, нашумевшую в свое время историю с ГКЧП.

– Да уж, слыхала.

– Мы отложили дела на другой раз, но… И вскоре снова окунулись в свои проблемы. А воспоминания о монархических преобразованиях в стране с нашим участием вызывали лишь легкую усмешку. Нам важно было знать одно: каково самочувствие нашего пациента? Ведь он был единственным источником нашего безбедного существования. На протяжении последних нескольких лет (до его отъезда за границу) оно было воинственно-восхитительным, и нам этого вполне хватало, чтобы быть довольными собой. И чем дальше мы жили, тем моложе и радостнее становился наш монарх. Своим вмешательством в его генофонд мы, вероятно, включили механизм ювенализации, омоложения всех его органов и систем и были поражены его непомерными аппетитами. Во-первых, и это было прекрасным подтверждением попадания в десятку, он стал есть как бычок, по часам набирая вес и заметно округляясь в теле. Заблестели глаза, исчезли морщины и складки и, конечно, зубы, прорезались новые зубы! Эти зубы и нас потрясли: такого эффекта мы не ожидали!

– Извини, – сказал Жора, – я ошибся тогда: он – жилец!

– Похоже, ты прав, – сказал я.

– Ты всему виной, – продолжал он, дружески хлопнув ладонью меня по плечу, – я тебе этого не прощу.

– Я бы тоже никому не простил такое, – сказал я.