Хроника чувств

Вы не можете забрать ребенка на территорию рейха, говорит советник полиции Вернике, он еврейского происхождения. Кто об этом знает в рейхе? — спрашиваю я. Вы не можете разъезжать с найденышем. Как только вы доберетесь до рейха, покинув фронтовую зону, вам придется объяснить статус ребенка. Удочерили ли вы ее? Брали ли вы на фронт своего ребенка? Или это военная добыча? Малолетний военнопленный?

Мы тут не на Троянской войне. А вы не младший Аякс. Я почти не отвечаю. Размышления Вернике окрашиваются симпатией. По крайней мере, можно поговорить о необычном случае.

Такова примета новой эпохи, выражающаяся на этой войне как «фронтовой опыт»: предметом обсуждения становится опрокидывание установившихся ценностей и привычек. Верно и то, что родные края не причастны к этому новому закону времени…

Я не поеду обратно, отвечаю я Вернике. Хотите разбить здесь свой философский лагерь? Я колеблюсь. Во время долгого пешего марша к побережью я уверился, что порываю с прежней жизнью, не возвращаюсь на родину, а буду сопровождать движение войск по земному шару. В этом походе я могу оставить при себе свою «живую добычу». Я знаю, обратив взгляд внутрь себя, что я неподвластен жалости. Я хочу не защищать, я хочу обладать этим живым существом.

Юноша прыгает за девушкой в реку, и это единственный счастливый поворот судьбы в «Избирательном сродстве». Что отличает мое желание от желания пригреть потерявшуюся собаку?

Счастливые дни. В холоде нахожу в храме Артемиды глиняные таблички. Приношу их домой. Бережно упакованные в картон, лежат они в моем жилище, превращающемся в пещеру награбленных сокровищ.

Реальное/нереальное

Дни в Крыму. Во многих отношениях «нереальные». Вот Хайдеггер, следуя древним обычаям своей родины, отправляется пешком через партизанские места в горы. Он говорит, что хотел увидеть море и выкрикнуть, когда оно откроется ему по дороге, его греческое название. Однако ему не удалось пройти горы до самого побережья. Зато он теперь готов оценивать находки. После такого напряжения он чувствует себя в единстве с этой землей. Офицер, отвечающий за связи с учеными, считает такую позицию нереалистической, «фантазерством», поскольку существовала восьмидесятипроцентная вероятность того, что философа могли подстрелить партизаны, обитающие группами человек по 20 в горных пещерах. За бокалом красного вина в штабе 11-й армии поздним вечером того же дня разговоры углубляются в области, «далекие от интеллектуальности».

Находка таблички Гераклита

Стремление обнаружить находки в ходе раскопок оказалось ошибочным. Правильнее было попросить разъяснений у офицеров разведки противника. Указания касались списка местных музеев и управлений колхозов. Там и в самом деле обнаружились ценные вещи. Получается, что находки уже, так сказать, собраны. Так что надо идти ПО СЛЕДУ ПРЕДЫДУЩИХ ИСКАТЕЛЕЙ СОКРОВИЩ.

Без места

Нет такого места, где бы Хайдеггер мог сохранить при себе свою добычу — доверенного ему ребенка. Теперь он совершенно уверен, что это маленькая гречанка. Отвечая настоятельному желанию, она окажется потомком Ифигении. Нет места. Что это значит?

Это намек на то, говорит Хайдеггер, что место — не точка в пространстве и времени, а процесс, подобно трубе, туннелю или узкому месту в песочных часах. Это самое узкое место означает: я отрываюсь от возможного для меня и натыкаюсь на (невидимую или прозрачную) стену. Эта СТЕНА и образует место. Самое узкое место оказалось на переходе от фронта к родине. Из этого следует, что Германия пока пребывает в умиротворенном состоянии, что военный фронт удерживает войну на расстоянии от земель рейха; Германия еще не вступила в войну, что произойдет позднее. Лишь по краям, где находятся войска (и они ждут по большей части, лишь немногие сражаются), обнаруживается тонкий слой ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ. Чрезвычайная ситуация — МЕСТО НЕВОЗМОЖНОГО.

Хайдеггер понимал, что у него никак не получится забрать с собой ребенка в рейх и привезти его в Тодтнау (может, спрятать его там? но где?). Невозможность уязвляла его.

Он встретил Олендорфа.

— Если кто-нибудь хочет чего-то всем сердцем, надо, чтобы он это совершил. Иначе он и желать ничего не будет.

— В этом вы правы, партайгеноссе Хайдеггер. В этом весь смысл национал-социалистической революции. Однако это не имеет никакого отношения к вопросу, который тревожит ваше сердце, дорогой Хайдеггер. Вы неверно ставите вопрос.

— Я и не формулировал это в виде вопроса.

— Но я расслышал в сказанном вопрос.