Семья сидела на террасе, на столе сверкали синие чашки, и новый чайник, купленный Ниной Павловной в городе, был водружен в самый центр. Кирилл посмотрел на них, таких серьезных и печальных, и ему стало не по себе. Он никогда не делал ничего похожего на то, что собирался сделать сейчас.
Он даже стал так, чтобы быть далеко от Насти, чтобы она не мешала ему, и переложил лежавшую перед ним на столе газету “Коммерсант”.
– Муся, наливайте чай, – скомандовал он.
– Хватит тянуть, Кирилл, – сказала Нина Павловна устало, – у нас и так очень тяжелый день. С Сережкой непонятно что, надо ждать результатов, мы совсем измучились!..
– А ты еще сказал, что мама не сама умерла, а что ее… – добавил Дмитрий Павлович. – Это как понимать?
– Да, – Кирилл посмотрел на него, – ее убили. Только сначала я должен рассказать про другое. Так сказать, по пути.
– Господи, кто это у нас там? – вдруг удивилась Юлия Витальевна, и все как по команде повернулись и посмотрели в сад. Света вытянула шею, забыв про то, что собиралась прикурить сигарету, и Владик приподнялся со стула.
По газону бежала огромная черная собачища. Бежала не торопясь, бесшумно и как-то по-хозяйски.
– Пошел вон! – крикнула Нина Павловна. – Чей это такой?
Что-то звонко упало на пол, упало и разбилось, и все снова оглянулись.
– Оставь, Соня, – сказал Кирилл, – наплевать. Потом уберем.
Соня торопливо складывала один в другой осколки синей чашки, и руки у нее тряслись.
– Здрасти, – раздалось с крыльца, – я пришел. Может, все-таки подмогнуть надо?
– Нет, – сказал Кирилл, – помогать не надо. Это хорошо, что ты пришел. Садись.
– Кто это? – спросила Нина Павловна и посмотрела на Кирилла.
– Меня Гришей зовут. Я пришел… к Соне. Владик вдруг проворно вскочил с кресла, опрокинул его на Гришу и суетливо побежал. Кирилл поймал его за шиворот, и он взвизгнул.
– Стоп. Никто никуда не бежит. Сядь. – Он толкнул Владика к стулу, с которого вскочила Настя, но не отпустил, продолжал придерживать за шиворот. – Сядь, я сказал.
Стало так тихо, что было слышно, как дышит на крыльце черная собачища.
– Я… умираю, – прохрипела тетя Александра и стала валиться на бок. Никто не шевельнулся, и она перестала валиться.
– Это Гриша, – сказал Кирилл и повернул Владика так, чтобы он оказался лицом к Грише, – ты его видел. Правда?
– Кирилл, что происходит? – строго спросила Юлия Витальевна.
Гриша осторожно вернул кресло на место и сел, напряженно вытянув левую ногу. Он смотрел только на Соню, которая держала в руках осколки синей чашки, и у него было странное лицо.
– Это тот самый уголовник, в которого три года назад влюбилась Соня и тем самым опозорила всю семью, – сказал Кирилл негромко. – Познакомьтесь.
– Я – уголовник? – пробормотал Гриша и, оторвавшись от Сони, посмотрел на Кирилла.
– Ты.
– Только этого нам не хватало, – пробормотала Нина Павловна, – уголовника привел!
– Успокойтесь, – сказал Кирилл, – он такой же уголовник, как вы, Нина Павловна.
– Что? – спросила Соня. Осколки мелко тряслись у нее в руках, издавали отвратительный стеклянный звук. – Что ты сказал, Кирилл?
– Он такой же уголовник, как мы, – морщась, повторил Кирилл, – все это было выдумкой от начала до конца. Нет никакой “Милицейской газеты”. Не было никакого портрета. Никто не печатал его фотографию в разделе “Особо опасные преступники”. Ты… успокойся, Сонечка. – В первый раз он назвал Соню Сонечкой. – Я знаю, что глупо это говорить, но ты все-таки успокойся. Юлия Витальевна, у вас есть валокордин, что ли?
– Нет! – вскрикнула Соня. – Мне не нужен никакой валокордин! Я не понимаю, о чем ты говоришь! Зачем ты позвал его сюда?!
– Затем, что все это должно закончиться, – сказал Кирилл, – твоя мать и твой брат выдумали всю историю с уголовником, потому что они не желали, чтобы ты выходила замуж. Все ведь к этому шло, правильно? Ты вышла бы замуж, и они остались бы вдвоем, и некому было бы варить им борщ, и неоткуда было бы взять денежки на сигареты. Правильно я говорю?
– Я не уголовник, – сказал Гриша растерянно, – ерунда какая! Ты что, думала, что я уголовник?!
И он поднялся с кресла, и сделал шаг, и остановился, так и не дойдя до Сони.
– Владик сделал газету на своем компьютере, – продолжал Кирилл, – сфотографировать тебя в больнице было просто. Идея была, разумеется, тетушкина. И тетушкино же исполнение. Она подсунула газетку Соне, она дала ей возможность принять снотворное, она “Скорую” вызывала, она ее в психушку сдала. Только она не предполагала, что Гриша не поверит в то, что Соня его бросила, и станет ее искать, и караулить, и даже на дачу за ней попрется. Ну как? Пока все верно?
Гриша вдруг коротко хрюкнул и что есть силы стукнул ладонью по столу. Чашки подпрыгнули, новый чайник изрыгнул облачко пара, зазвенели рассыпавшиеся из плетенки ложки, и вскрикнула Света.
– Ты думала, что я… уголовник?! – с безмерным изумлением произнес он, и Кириллу показалось, что он сейчас разрыдается. – Значит, все это время, что я… что мы… и все из-за того, что ты думала, будто я – уголовник?!