Хроника парохода «Гюго»

Рябой наклонился к уху Сухого, долго нашептывал, и Сухой опять ухмыльнулся, ответил Жогову:

— Подожди чуток. В город пойдем, там получишь. Прежде загнать кое-что надо.

От выпитого спирта, что ли, подступила решимость? В городе так в городе, а денежки пусть выкладывает. И Жогов только подгонял этих двоих, чтобы скорей собирались.

А они и так торопились, рассовывали по карманам плоские свертки. Сухой обернулся к нему, попросил помочь, тоже захватить парочку. Жогов поначалу заупрямился, но потом согласился: правда, в макинтоше лучше всего нести; если охранник заподозрит неладное, то ощупает пиджак, а свисающий с руки макинтош потрясти не догадается. Старый способ.

Проходную миновали благополучно. Но прежде, еще но ту, портовую сторону, за штабелем досок, Сухой для надежности добавил Жогову оба своих свертка, и получилось, что все тащил он. Рябой не в счет — исчез по дороге и появился только у самого рынка.

Жогов хотел сказать, что не станет больше прислуживать ради своих, по-честному ссуженных денег, но подумал, что лучше дотерпеть: груз в макинтоше был как бы залогом расплаты, еще сбежит должник!

С полчаса пришлось постоять на краю барахолки, ожидая, когда отыщется какой-то хмурый старик, и снова идти, уже с ним, улицей и по дворам, в узкий проход между домами, похожий на пещеру.

Сухой начал передавать свертки старику, и тот, прежде чем опустить очередной в мешок, срывал бумагу, деловито ощупывал, обнюхивал коробку, взвешивал на ладони. И когда первый, еще только первый скомканный кусок газеты отлетел в сторону, Жогов, пугаясь, определил, что нес в макинтоше не выданные по пайку сигареты, не опять же, возможно, пайковые консервы, а шоколад!

Как он раньше не догадался? Такие коробки ни с чем не спутаешь — внутри два слоя плотно прижатых друг к другу продолговатых брусочков, обернутых в вощеную, непромокаемую бумагу. Из шлюпок шоколад, только в спасательных шлюпках бывает такой — НЗ, на случай, если погибнет пароход и людям придется ждать помощи в море...

Последняя коробка исчезла в мешке, а Жогов все повторял про себя два звука, такие пронзительные, — НЗ. Его оттолкнул рябой, старик начал торговаться, видно, приступая к расчету, а потом Сухой дернул за руку, ходко зашагал впереди, и только через квартал Жогов смог выдавить, заикаясь от волнения:

— Ты... что ж это делаешь? Из шлюпок... Моряк!

— Цыц! — зашипел Сухой и снова схватил за руку. — Цыц! Чего орешь?

— Из шлюпок, — снова сказал, чуть уняв дыхание, Жогов. — Ты понимаешь — из шлюпок?

— Должок-то хочешь получить? — Сухой взял у рябого деньги, отсчитал и протянул Жогову. — Держи, Федюха, богатей. Чай, много уже накопил? Тебе бы процент брать, раз ты сильно до своих денег цепкий.

— Не твое дело, — сердито отозвался Жогов.

— Это верно! Не мое. А что было — не твое. Так что ни гугу, слышишь? Ты меня нашел, и я, если что, найду. Учти.

Жогов не ответил, пошел прочь. Поначалу мелькнуло, что нечего бояться Сухого, надо пойти на «Чукотку» и все рассказать, но распухшая пачка денег в кармане напомнила о себе, и Жогов стал размышлять о ней: стоит ли расставаться с так хлопотно возвращенным долгом — придется ведь сдать. Решил: не стоит. Добавят новый припас в шлюпки, и пронесет. Чего, в самом деле, лезть?

В банке, пересчитывая очередной вклад, он уже почта успокоился. Однако другие дела в городе отложил до следующего раза, вернулся на «Гюго» и улегся на койке лицом к стене.

— Ты чего? — спросил Рублев, сосед по каюте. — Заболел?

— Наверно. Знобит немного.

Его, точно, знобило. Здесь, на пароходе, Сухой и все, что было связано с ним, забеспокоило сильней и строже. И уже не потерпевшие крушение люди виделись Жогову, не то, как они среди бушующего моря шарят в шлюпочных цинковых ящиках и не находят такую нужную им пищу, а он сам, стоящий перед каким-то грозным человеком, и он, этот грозный человек, спрашивал: «А вы знаете, что красть НЗ из шлюпок — тяжкое преступление? Что оно сурово карается законом?» Жогов мысленно твердил, что его окрутили, он только хотел получить свои личные, горбом заработанные деньги, но тот же грозный человек возражал: «Долг сюда не касается, не путайте. Вы, именно вы несли с парохода, а потом из порта часть НЗ из шлюпок, который затем продали на Семеновском рынке. Это хищение социалистической собственности. И вы соучастник Сухого».

Через день, намаявшись, Жогов решил открыться, пойти к капитану и все рассказать. И вдруг почувствовал, что трусит. О возможности потерять возвращенный долг он уже не думал — только о том, что не заявил сразу, и это, скорее всего, ему не простится.

Больше на берег за всю стоянку он не сходил. И когда отвалили от причала, когда начался новый рейс, не знал, куда деть себя от радости, что обошлось, пронесло, и теперь, точно, забудется, скроется, как скрылись в тумане берега Приморья. Но вдруг во время вахты в темноте третий помощник Тягин спросил его:

— А ты слышал, на «Чукотке» все шлюпки очистили? До одной! Бо-ольшое дело заварилось.

— До одной? — сказал Жогов и напугался того, как дрогнул его голос. Закашлялся. — И что... поймали?