Хроника смертельной осени

Но самое неприятное было впереди. Перед тем, как проснуться, она все же повернулась к нему, и он увидел счастливую улыбку на ее губах. Ее ресницы дрогнули, она глубоко вздохнула, и эту нежную улыбку словно стерли с ее лица, когда Анна увидела его, сидящего подле нее с бокалом коньяка в руке. Ее светлые глаза мгновенно потухли, словно задутая сквозняком свеча, и он успел это заметить, хотя она быстро опустила ресницы. Кто же ей снился?.. Антон?.. Крестовский?.. А может, тот самоуверенный американец, как там его?.. Он не мог ее потерять…

…– Прости меня, – переводя дыхание, прошептал он и поцеловал ее в губы. – Я не смог справиться с собой. Мне не следовало принуждать тебя. Ты ведь не хотела…

– Ты не виноват, – чуть слышно отозвалась Анна. – Это я виновата.

Мигель обрадовался: чувство вины – не перед Антоном, а перед ним – вероятно, не так уж это и плохо. Он был уверен совершенно, что Анна любит его – ведь собиралась же она бросить Антона и уйти к нему в тот роковой день. Анна любит его, Мигеля, и лишь угрызения совести не дают ей самой себе признаться в этом.

– Querida, – он снова поцеловал ее. – Ты не должна себя винить! Ты столько пережила. Но не запрещай себе любить. Только любовь поможет преодолеть все это.

Анна все ж открыла глаза и посмотрела на него грустно, но, как ему показалось, с нежностью.

– Ты прав. Сейчас мне спокойнее, – ее голос дрогнул, – наверное…

– Ты говоришь правду? – он откинул волосы с ее лица и всмотрелся в него. – Ты не обманываешь меня?

– Нет, – мгновение поколебавшись, ответила она. Он сделал вид, что не заметил ее неуверенности. Позже, подумал Мигель, позже он избавит ее от сомнений.

– Тогда скажи… Можно я спрошу?..

– Конечно, – она чуть повернула голову. Отлично, она хоть стала реагировать на него. Все же он правильно поступил!

– Что тебе снилось в самолете? – спросил он, и она изменилась в лице – глаза вновь потухли, уголки губ опустились.

– Почему ты спрашиваешь?..

– У тебя было такое счастливое лицо…

Мигель с досадой почувствовал, как она чуть отодвинулась от него. «Проклятие, – подумал он, – дернул черт за язык…»

– Не помню, – прошелестела она, – не помню совсем. А жаль…

19.00

За окном стремительно темнело. Аликс ненавидела осенние вечера, длинные, безрадостные, унылые. Она старалась вернуться домой до наступления темноты и поэтому поторопилась завезти коляску в подъезд. Теперь это уже небольшая прогулочная коляска, которую она может сама затащить на полпролета к лифту без чьей-либо помощи. В первые месяцы она гуляла с Максом мало – только когда Виктор освобождался пораньше и помогал ей управиться с громоздким «транспортным средством». Иногда приходила мама – одна или с Львом Петровичем, своим знакомым. Тот с удовольствием возился с Максом, будоража его так, что потом малыш с трудом мог уснуть. Но Аликс не возражала – она видела, какое удовольствие доставляет это и малышу, и пожилому человеку, таявшему от нежности…

Иногда Анастасия и Лев Петрович забирали Макса и подолгу гуляли с ним в парке, давая Аликс возможность отоспаться. Хотя Макс оказался на редкость спокойным ребенком – всего пара бессонных ночей, когда резались первые зубки и перекормили пюре из кабачков. Но почему-то Аликс все время отчаянно хотелось спать… А когда она засыпала, ей являлся один и тот же сон – мужчина со светло-голубыми глазами, волнами золотисто-русых волос, собранными в густой хвост, и длинными пальцами, гладившими ее по лицу…

Когда же она просыпалась, то видела перед собой другого – темноволосого, сероглазого мужчину, несокрушимо уверенного в себе, и такого же грозного, когда речь заходила о ее безопасности или безопасности Макса. Он поменял все замки в ее квартире и установил сигнализацию – последней модели с датчиками по всему периметру, что превратило дом в неприступную крепость. Аликс радовалась, что он рядом – ей было хорошо и надежно с ним, но что-то мешало ей сказать ему «да», когда он снова и снова заводил разговор о браке. Ее немного пугала его семья, а особенно суровая Медея, неодобрительные взгляды которой она то и дело ловила на себе, когда приходила к Виктору домой. Аликс неприятно тревожила мысль, что Виктор все про нее знает и, наверно, так же все знают о ней и его родные. В итоге они жили совсем как семья, малыш, показывая пальчиком на Виктора, лепетал «па… па…», а она все не решалась связать их жизни в один узел…

Она уложила Макса спать, посидела с ним рядом, напевая детскую песенку, полюбовалась его светлым, ангельским личиком и, вздохнув, неслышно вышла, прикрыв за собой дверь. Виктор ушел на суточное дежурство по городу, и раньше десяти утра его можно было не ждать. Она поставила квартиру на сигнализацию в режиме «Мы дома» и отправилась на кухню, чтобы в тишине и одиночестве выпить чаю и посмотреть телевизор – какую-нибудь комедию по СТС. Она не заметила, как задремала под мерный бубнеж с экрана. И снова ей снились ледяные глаза ее брата, его руки, обнимающие ее, и его голос, повторяющий: «Зигмунд и Зиглинда»…