– Она онемела, – прошелестела Иветт из кресла. – Но ты, дорогой мой Николя, как всегда, не договариваешь…
Директор Гарнье смутился:
– Ну да, ну да… есть одно обстоятельство. Не очень-то приятное… Простите, мадам…
– Да говори уже! – рявкнула дива. – Чего тянешь…
– Да. Поймите меня правильно, мадам. Не все в директорате и попечительском совете уверены, что вы полностью восстановились и сможете взять на себя такой труд, как танцевать главную партию в спектакле из трех, а то и из четырех актов. Опять же поймите правильно – все настроены к вам доброжелательно, речь идет не о театральных склоках, мадам, а всего лишь…
– Я поняла, – Анна успокаивающе улыбнулась, ощущая неловкость, что пожилой человек оправдывается перед ней. – Что от меня требуется? Я должна показаться?
Мсье Жоэль вздохнул с огромным облегчением. Наконец-то главное произнесено, и, кажется, русская примадонна не сочла для себя унизительным подобный показ – как правило, такие проводятся при конкурсном замещении вакансий солистов и кордебалета. Любая из звезд подобного масштаба сочла бы себя оскорбленной.
– Принимая во внимание ваше участие к моей беде, было бы черной неблагодарностью отказаться. И сомнения ваших коллег абсолютно понятны. Разумеется, я готова. Назначьте день и назовите номер, который я должна показать. Или номера…
– Сумасшествие Жизели, – раздалось из кресла.
– Почему? – удивился директор, – Иветт, придумай что-нибудь другое! Что-нибудь более выигрышное по сложности!
Но Анна не удивилась.
– Я понимаю, – кивнула она. – Прекрасно понимаю.
– Конечно, понимаешь, – фыркнула дива.
Да, Анна поняла: не впасть в патетику, не позволить чувствам захлестнуть и утопить – вот самое сложное в этой сцене, где больше драматизма, нежели хореографии.
– Это все? – спросила она удивленно.
– Помимо Жизели, мы бы хотели посмотреть вас в Авроре, – заявил мсье Жоэль.
– Вариация из первого акта, – уточнила Иветт.
И это понятно: почти половина вариации – на полных пальцах. Несмотря на отсутствие высоких прыжков и кажущуюся простоту – настоящее испытание на выносливость. Ну что ж…
– Сколько у меня времени?
– Две недели. Показ будет проходить в Опера Бастий, в репетиционном зале Гуно. Вы можете посмотреть сцену.
– Кто будет присутствовать на показе? – спросила Анна.
– Это имеет значение? – спросил мсье Жоэль. – Впрочем, извольте: члены Попечительского Совета, Дирекция, управляющий балетной труппой и…
– И я, – сообщила Иветт. – Но я не имею права голоса…
– Формально не имеете, – чуть поклонился ей директор. – Но к вашему мнению прислушиваются все.
– Вы мне льстите, – сверкнула дива вставными зубами. – Но благодарю…
…И вот – все кончено. Сначала она исполнила сцену сумасшествия из «Жизели». Когда Жизель упала замертво, Анну поразила тишина, царившая в зале – ни одного хлопка, ни одного замечания… И в этом томительном молчании она поднялась, поклонилась и убежала за кулисы. Переодеваться ей не нужно, костюмом для обоих номеров служит пышная юбка-шопенка, надетая поверх черного балетного трико. Понадобится несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Первый акт «Спящей красавицы» – Аврора еще ребенок, девочка-подросток. Но она – королевская дочь, и поэтому образ источает врожденную гордость и привычку повелевать, смотреть на окружающих сверху вниз. И все же – она дитя, милое и веселое. Но этот розовый флер будет сметен надвигающейся трагедией, напророченной ей злой колдуньей.
Анна в нетерпении переступила с ноги на ногу. Когда же они ее позовут? Что они сейчас говорят, обсуждая ее, Анны, судьбу? Ей казалось, она исполнила сцену сумасшествия неплохо, не позволив себе сорваться на тяжкие воспоминания, которые могли бы свести с ума любую женщину и которые актриса драматическая, вне всяких сомнений, призвала бы, чтоб усилить трагизм своего исполнения. Но Анна, как primadonna assoluta, не имеет права опускаться до подобных приемов. Она должна обходиться средствами танца, движения – и это все, что имеется в ее арсенале. Скупые жесты, схематичная мимика, легкое движение ресниц – вот и все, остальное будет выглядеть гротескно или отдавать плохим вкусом.
– Мадам, вас ожидают, – помреж подошел, чтобы снова пригласить ее на сцену. Она сделала несколько глубоких вздохов и, ухватившись за стоявший рядом станок, потянулась в гран-батмане. Ну вот, он и пробил – ее час…
…Благодарим вас, мадам, – она словно сквозь сон услышала голос мсье Жоэля. – У кого-нибудь есть вопросы к мадам? – он оглянулся на мужчин и женщин, сидевших в амфитеатре. – Ну, если нет…
– У меня есть вопрос, – со сцены Анне было не видно, кто обращается к ней, она лишь слышала голос – мужской, властный и, как ей показалось, неблагосклонный. – У меня вопрос, мадам. Чем вы руководствовались, выбирая именно эти номера для показа? Они не очень сложны. Значит ли это, что у вас не хватит сил на что-то более трудное?
Анна растерялась:
– Я исполнила то, что мне рекомендовали. Если б выбирала я сама, то, скорее всего, выбрала бы нечто другое.
– Например?