– Нет, – дама покачала головой. – Тебя быстро поймают, и ты вернешься сюда – уже до конца дней. Кстати, если надумаешь обмануть меня или скрыть какую-либо информацию – результат будет тот же. Никакой двойной игры.
– И когда я смогу выйти? – нетерпеливо спросила Бриджит.
– Скоро. Я могу считать, что ты согласна?
– Да, мадам де Бофор…
– Что-то я плохо слышу…
– Да! – заорала ирландка и дама поморщилась.
– Тихо. Возвращайся в камеру и собирай вещи. В среду заседание комиссии.
– Так быстро? – испугалась девушка.
– Машина давно запущена. Я не сомневалась, что ты согласишься.
И вот Бриджит О'Коннел, экс-боевик ИРА, оказалась на тихой улочке Шароле в Берси. Стены домов размалеваны граффити, в нише полуподвала спит клошар, прикрывшись «Пари суар». У него в ногах дремлет большой черный пес с белым ухом. Чутко уловив легкие шаги, он поднимает лобастую голову и придирчиво просвечивает рыжую девушку своим собачьим сканером – уж не претендует ли она на имущество хозяина?.. Убедившись, что опасности девушка не представляет, вновь опускает морду на лапы и закрывает глаза. Когда Бриджит покидала «Холуэй», у ворот ее встретил безликий человек, вручивший ей адрес, по которому надлежало прибыть в течение недели, и ключ. Узнав, что ей придется отправиться в Париж, Бриджит заволновалась – а как же еженедельные посещения инспектора по УДО? Человек пожал плечами, заявил, что это не ее забота и выдал ей новые документы. Теперь она – Бриджит О'Нил. Спасибо, хоть имя оставили.
И вот – шестой день на исходе и она стоит перед серым восьмиэтажным домом. «Ну и дыра», – Бриджит поднимается пешком на последний этаж – лифт в доме присутствует, но не работает. Сама она выросла в загородном доме в графстве Дерри, а когда ей исполнилось семнадцать – ушла за Гюставом Корбо, зачарованная его страстными идеями и огнем, горевшим в темных глазах. Ей приходилось жить в разных местах, скрываясь от полиции и М15[57]
, но когда рядом был Гюстав, командир одной из бригад Real IRA[58], Бриджит казалось, она вынесет все – и голод, и нужду. Известие о его казни пришло, когда она уже отбывала срок в Холуэй. Сделать из простыни петлю и оставить мир, в котором она никогда с ним не встретится – первое, что пришло ей в голову, и она с облегчением последовала спасительной мысли. Из петли ее вынули и отправили в карцер. После ей стало все равно – дни шли. Шли месяцы и годы – ей было все равно. Пока не пришла эта, Изабель, которую она видела лишь однажды, мельком, посреди огромного двора на заброшенном заводе в лондонском Ист-Энде, где Бриджит, с прикрепленной к ее спине бомбой, ждала своей последней минуты. Та самая дама, девять лет спустя навестившая ее в Холуэй, подошла к одному из тех, кого называли «les chevaliers»[59], что-то показала ему в папке, и тот, почтительно склонив голову, остановил казнь. Перед тем ирландка слышала истошный детский плач где-то вдалеке, но не могла знать, что это билась в истерике десятилетняя дочка женщины, погибшей от взрыва, умоляя не убивать приговоренную к смерти, и родственники остальных погибших, один за другим, с растерянностью отказались от приговора…Бриджит повернула ключ в двери, замок щелкнул, и она вошла в квартиру. В одну из тех парижских квартир, которые больше напоминают шкаф, чем жилье. Из двухметровой прихожей она сделала шаг и оказалась в комнате – метров двенадцать – не более, перегороженной диваном, из-за спинки которого послышалось:
– Ca va?[60]
Бриджит по-французски не говорила. И поэтому не ответила, а обошла диван, протиснувшись у стены. Мужчина, на вид – лет за тридцать, даже не приподнял головы при ее появлении, лишь закинул длинные ноги на обитую потертым плюшем спинку.– Значит, это тебя прислали шпионить за мной, – криво усмехаясь, произнес он по-английски.
Бриджит исподволь рассматривала его – высокий лоб, прекрасно вылепленный нос – вероятно, мужчину можно было бы назвать интересным, если б не безобразный шрам, пропахавший правую сторону лица от виска к подбородку через угол рта с тонкими губами. Словно лиловый арахнид вцепился в его лицо хищными конечностями, стянув щеку так, что, казалось, угол рта немного вздернут в постоянной сардонической ухмылке.
– Кто это тебя так? – спросила она, даже не поздоровавшись.
– Худший из врагов – я сам, – серьезно ответил он.
– Как тебя зовут?
– Десмонд, – произнес мужчина. Он поднял один из журналов, валявшихся на полу, и лениво принялся его листать.
– Десмонд?.. А дальше?
– Гарретт, если это что-то меняет.
– Ты откуда?
– Слишком много вопросов, – пробормотал он. – Ты сама-то кто? Судя по рыжим волосам и непомерному любопытству – ирландка? – он ткнул в ее сторону журналом: – Дай-ка угадаю? О’Коннор? O’Брайен? О’Хара?
– О’Нил, – с вызовом ответила она и, подумав, добавила. – Боевик ИРА.
– Ничего себе, – присвистнул он. – Веселая у меня компания.
– Ты не англичанин, – заметила она.
Он презрительно фыркнул.
– Американец?
– Угадала, – отозвался он лениво.