Я мог справиться со всем: и с отчаянной бедностью, и с разочарованием по поводу занятий у Элодина. И даже с новой дополнительной тревогой по поводу Деви, которая ждет на том берегу с сердцем, полным гнева, тремя каплями моей крови и аларом, который подобен океану в бурю.
Но лишиться еще и лютни – это было уже слишком. Не в том дело, что она была мне нужна, чтобы оплачивать стол и ночлег у Анкера. Не в том дело, что лютня была для меня единственным средством заработать на жизнь на тот случай, если меня выставят из университета.
Нет. Просто пока при мне была моя музыка, все остальное я худо-бедно пережить мог. Музыка была для меня клеем, на котором я держался. Всего пара дней без музыки, и я начал разваливаться.
После занятия у Элодина я не мог вынести мысли о том, чтобы провести еще несколько часов, ссутулившись над рабочим столом в фактной. У меня сразу заныли руки, и в глаза как песок насыпали с недосыпу.
Поэтому я не пошел в фактную, а пошел к Анкеру, перекусить. Видимо, я выглядел довольно жалко, потому что он положил мне в похлебку двойную порцию бекона и вдобавок налил полпива.
– Ну что, как прошел твой ужин? Ты извини, что я спрашиваю, – сказал Анкер, облокотившись на стойку.
Я поднял голову:
– Прошу прощения?
– Ну, с той барышней, – сказал он. – Я человек не любопытный, но посыльный просто оставил записку и ушел. Мне пришлось ее прочесть, чтобы выяснить, для кого она.
Я тупо смотрел на Анкера.
Анкер озадаченно взглянул на меня, потом нахмурился.
– Лорел тебе что, записку не отдавала?
Я покачал головой, и Анкер выругался:
– Ну что за девка! В одно ухо посвети, в другое видно будет.
Он принялся рыться за стойкой.
– Посыльный принес для тебя записку, позавчера еще. Я велел ей передать тебе, когда ты придешь. Вот она!
Он достал промокший и изрядно обтрепавшийся клочок бумаги и протянул его мне.
Там было написано:
«Квоут!
Я вернулась в город и была бы очень рада отужинать сегодня вечером в обществе обаятельного молодого господина. Увы, обаятельных господ у меня под рукой не оказалось. Может, ты согласишься составить мне компанию в «Расколотом посохе»?
В нетерпеливом ожидании,
Твоя Д.».
Я немного повеселел. Записки от Денны были редким даром судьбы, и поужинать она меня никогда прежде не приглашала. Я, конечно, разозлился, что пропустил эту встречу, но сам факт, что она вернулась в город и хочет меня видеть, изрядно меня подбодрил.
Я стремительно умял свой обед и решил пропустить лекцию по сиарскому, а вместо этого прогуляться в Имре. Денну я не видел больше оборота, и ее общество было единственным, что могло сейчас хоть немного улучшить мое настроение.
Правда, когда я отправился за реку, мой энтузиазм несколько поугас. Путь был неблизкий, и колени у меня заныли задолго до того, как я добрался до Каменного моста. Солнце светило ослепительно ярко, но почти не грело, а зимний ветер пробирал до костей. Дорожная пыль летела в глаза и забивала горло.
Ни в одном из трактиров, где обычно бывала Денна, ее не оказалось. Она не слушала музыку в «Пробках» или в «Козле-привратнике». Ни Деох, ни Станхион ее не видели. Я боялся, что она вообще уехала из города, пока я был занят. Может быть, на несколько месяцев. Может, даже навсегда!
А потом я свернул за угол и увидел ее под деревом в маленьком городском саду. В одной руке она держала письмо, в другой – недоеденную грушу. Где она взяла грушу в это время года?
Я был уже на полпути к ней, когда сообразил, что Денна плачет. Я остановился как вкопанный, не зная, что делать. Мне хотелось чем-нибудь помочь, но я не хотел нарушать ее уединение. Может, мне лучше…
– Квоут!
Денна отбросила огрызок груши, вскочила и бросилась ко мне через лужайку. Она улыбалась, но глаза у нее были покрасневшие. Она на бегу вытерла щеки ладонью.
– У тебя все в порядке? – спросил я.
Глаза у нее снова наполнились слезами, но прежде, чем они успели пролиться, Денна крепко зажмурилась и замотала головой.
– Нет, – ответила она. – Не совсем.
– Я могу помочь? – спросил я.
Денна утерла глаза рукавом рубашки.
– Ты уже помогаешь – просто тем, что ты здесь.
Она сложила письмо в маленький квадратик и запихнула его в карман. И снова улыбнулась. Это не была натянутая улыбка, из тех, которые надевают, как маску. Денна улыбнулась по-настоящему, и улыбка вышла очаровательная, хоть и сквозь слезы.
Потом она склонила голову набок, пригляделась ко мне, и улыбка сменилась озабоченным видом.
– А ты сам-то как? – спросила она. – Что-то ты осунулся.
Я слабо улыбнулся. Моя улыбка вышла натянутой, я и сам это понимал.
– Да так себе. Нелегко мне приходится в последнее время.
– Надеюсь, все не так плохо, как можно подумать по твоему виду, – заботливо сказала она. – Ты что, не высыпаешься?
– Ага, – признался я.
Денна набрала было воздуху, чтобы что-то сказать, потом замолчала и прикусила губу.
– Ты ни о чем не хочешь поговорить? – спросила она. – Не знаю, смогу ли я чем помочь, но…
Она пожала плечами и переступила с ноги на ногу.
– Мне и самой плохо спится. Я понимаю, каково тебе.