— Да, я помню, — прервал Минуций друга. — Я сказал тогда, что у Югурты не хватило твердости духа, чтобы последовать примеру Ганнибала, который не доставил врагам удовольствия захватить себя живым… Ты прав, я слишком легкомысленно поверил в свой успех и в божественное покровительство Дианы, но она посмеялась надо мной…
— Не кори Диану, она тут ни при чем! Даже бессмертные боги, если они существуют, бессильны перед роком, который назначил Риму быть непобедимым в любой войне.
Лицо Минуция еще больше омрачилось.
— Зачем ты пришел? — спросил он. — Только затем, чтобы напомнить мне, что я еще более жалок, чем Югурта?..
— У нас мало времени, — тихо произнес Лабиен, скосив глаза в сторону центуриона и легионера, которые в этот момент, отступив на три шага от него в сторону соседней камеры, о чем-то спокойно беседовали друг с другом. — Возьми это и помни, что ты муж…
И Лабиен незаметно для центуриона и солдата, стоявших у него за спиной, просунул сквозь решетку руку с зажатым в ней алабастром. Он разжал ладонь, и Минуций, схватив пузырек, быстро спрятал его в складках наброшенного на плечи одеяла.
В глазах обреченного засветилась благодарность.
— А теперь прощай! — сказал Лабиен.
— Прощай! Ты настоящий друг. Если за чертой жизни существует иной мир, как это утверждают богословы, мы еще встретимся.
От тюрьмы Лабиен, опираясь на трость, медленно шел по улице, ведущей к Белому храму, и думал о том, что о его встрече с Минуцием претору Лукуллу очень скоро станет известно и лучше бы ему немедленно покинуть Капую.
Ему вдруг захотелось поскорее оказаться в Риме.
«Однако я еще слаб для столь далекого путешествия, — размышлял он. — Шутка ли! Несколько дней трястись в повозке! Но и в Капуе нельзя оставаться — здесь неприятности для меня могут начаться в самое ближайшее время. Было бы неразумно с моей стороны проявлять беспечность. Нужно где-нибудь затаиться на время. Но где?.. Может быть, попросить Никтимену, чтобы она позволила мне отдохнуть на своей вилле? А что? О моем знакомстве с ней в Капуе никто не знает. Никому и в голову не придет искать меня в ее имении. Никтимена как-то в Риме приглашала меня в гости, поэтому моя просьба не покажется ей такой уж бесцеремонной».
С этой неожиданной мыслью Лабиен, расспросив встречных прохожих, как ему пройти на улицу Сандальную, где жила Никтимена, отправился туда, а не к себе на квартиру.
Он шел, превозмогая усиливавшуюся боль в раненой ноге.
Доковыляв до Сандальной улицы, он спросил у игравших на ней детей, где стоит дом гречанки Никтимены, и они шумной гурьбой проводили его к красивому дому с отделанным мрамором портиком.
Никтимена приняла Лабиена с большой радостью, обняв и расцеловав его в обе щеки, и тотчас увела в роскошно обставленную летнюю комнату, окна которой выходили в небольшой и уютный перистиль, окруженный мраморной колоннадой.
Здесь гречанка усадила гостя в удобное мягкое кресло и сразу начала рассказывать обо всем, что с ней случилось за последние дни, начиная с получения в Кумах грозного письма претора.
Лабиен с терпеливым вниманием выслушал рассказ молодой женщины, которая под конец горько расплакалась.
— Неужели тебе до сих пор неясно, что вся эта история с письмом претора, неожиданная встреча с Аполлонием на твоем пути в Капую и твое пребывание в имении против твоей воли — все это специально подстроено с целью заманить Минуция в ловушку? — нахмурившись, сказал Лабиен.
Никтимена залилась бурными слезами.
— Я ни о чем не догадывалась! Откуда мне было знать? — всхлипывая, повторяла она.
— Я думаю, тебе незачем искать встречи с Лукуллом, — продолжал Лабиен. — Он и раньше ни в чем тебя не подозревал, иначе ты давно бы была заключена под стражу. Можно не сомневаться в том, что Лукулл уже забыл о твоем существовании… Впрочем, — немного подумав, сказал он, — на всякий случай тебе следует совершить небольшое путешествие в Теан Сидицинский…
— В Теан Сидицинский? — с испугом и удивлением подняла на него глаза Никтимена, вытирая слезы краем своего палия.
— Я напишу письма своему другу Серторию и консульскому легату Клавдию Марцеллу, который проводит в Теане набор союзнической конницы. Марцелл относится ко мне и к Серторию с большим благожелательством. Он окажет тебе свое покровительство, если Лукулл вздумает преследовать тебя пустыми обвинениями.
— Я хотела добиться приема у претора, — уныло сказала гречанка, — но он отказал мне, сославшись на занятость…
— Вот видишь! Ему до тебя и дела нет…
— Но ведь всем известно, что Клавдий Марцелл в дружеских отношениях с Лукуллом, — плаксивым голосом произнесла Никтимена. — Станет он защищать перед ним какую-то гречанку, гетеру?..
У нее по-детски задрожали губы и подбородок.
Лабиену стало жаль ее.
— Ну, полно, полно, довольно плакать! Какая глупость глаза такие портить! — улыбнувшись, процитировал он запомнившиеся ему слова из комедии Плавта[449]
или Теренция[450]. — Сейчас главное для нас — подольше протянуть время. Лукулл в Капуе не задержится. Очень скоро все утрясется, забудется…— Ты так думаешь? — с надеждой посмотрела на него молодая гетера.