Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Случайных встреч с женщинами у него было предостаточно, но с тех пор, как он стал принадлежать Минуцию, его в основном занимала только одна — это была молодая далматка из свессульского имения господина. Она уже нянчила малыша, его сына.

Но Ириней всегда помнил, что он раб, а рабам не полагалось иметь семьи. В последнее время он почти забыл о своей далматке и о сыне. Все его помыслы были о том, что вот-вот начнется восстание. Хватит прозябать в безделье! Пора схватиться с римлянами, чтобы за все с ними расквитаться — за рабство, за розги, за пролитую кровь на арене!

Два месяца назад Ириней не очень-то поверил словам Минуция о том, что он решил поднять рабов на восстание. Да и как было поверить, что такой неженка, привыкший к хиосской жизни, вдруг окажется во главе грязных оборванцев из эргастулов! Поначалу это никак не укладывалось в его голове. Но теперь было ясно, что римлянин не шутит. Еще бы! Иначе зачем он накупил столько оружия? Зачем отправил его в свою усадьбу и сам поспешил туда? Все говорит о том, что он явно не собирается возвращаться в Рим. Так оно и есть. Иначе он не рискнул бы с этим делом, то есть побегом гладиаторов…

Ириней вдруг вспомнил последний свой разговор с Ламидом и Марципором.

Ламид сказал, что теперь, когда все они по самые уши увязли в заговоре, отступать нельзя, даже если Минуций в самый последний момент ослабнет духом и откажется от восстания. Что ж! Тогда они сами возьмутся за дело. А почему бы нет? Ламид еще говорил…

Но тут мысли Иринея стали путаться, и он незаметно для себя уснул.

Он уснул так крепко, что, вероятно, не проснулся бы и после полуночи.

Легкий толчок в плечо вернул его из небытия.

Ювентина уже была на ногах и застегивала на себе плащ с капюшоном.

— Пора, — коротко сказала девушка, показывая Иринею на клепсидру, стоявшую на дельфийском столике рядом с канделябром.

Клепсидра показывала час безвременья[348]

.

На Ювентине, кроме двух коротких нижних туник, было сшитое по афинскому образцу шерстяное платье ниже колен (оно, как и некоторые другие одежды, которые девушка получила от Минуция в полное свое распоряжение, раньше принадлежало Никтимене — возлюбленной римлянина).

Короткий зимний плащ, удобный при ходьбе, был подбит мехом вовнутрь. Голени девушки защищал круралис[349], на ноги она надела купленные еще в позапрошлые нундины на Форуме крепкие подростковые сапожки, в каких ходили римские мальчики из семей среднего достатка.

Ириней тоже собрался в путь, одевшись потеплее.

Галльские браки (он их всегда надевал при верховой езде) теперь оказались весьма кстати — холод в них был не страшен. Под красным солдатским плащом, застегнутым фибулой на правом плече, у него была надета пастушья меховая куртка, на ногах были крепкие солдатские башмаки.

В большую дорожную сумку из воловьей кожи Ириней сложил гвоздодер, моток веревки и складную деревянную лестницу.

Все это он купил у корабельных плотников в Эмпории. Длина веревки соответствовала высоте наружной стороны городской стены в том месте, где он должен был вместе с гладиаторами Аврелия спуститься вниз, разумеется, после того как все они благополучно выберутся из школы. Ириней специально ходил туда и определил высоту стены, пересчитав в ней ряды кирпичей.

Дрова в камине прогорели, и угли едва тлели.

Ириней молча взвалил на плечо свою сумку. Ювентина задула лампы на канделябре. В полной темноте они прошли к выходу.

Дверь дома Ювентина заперла только на задвижку. Замка она так и не нашла. Вероятно, его никогда и не было. Дом впервые остался без присмотра.

Ириней и Ювентина быстро прошли вдоль по Кипрской улице.

Город обнимала непроглядная ночь. Нигде не видно было ни души. Густо шел снег, наметая сугробы на обочинах улиц.

Они свернули в маленький проулок, который вывел их к заснеженному пустырю.

Это место было расчищено под строительство нового храма по обету одного из консулов прошлых лет. Отсюда до Субуры было недалеко, примерно около трехсот шагов. Ювентина, жившая два месяца у Волкация, достаточно хорошо знала расположение улиц этого квартала, но все же решила идти по главной улице, чтобы не заблудиться в темноте и лабиринте многочисленных улочек и переулков.

Когда они вышли на Субуру, в лицо им ударил ветер. Снег слепил глаза.

Проходя мимо дома Волкация, Ювентина невольно ускорила шаги.

Они прошли из конца в конец всю Субурскую улицу. Там они повернули на улицу под названием Урбий. Сделав по ней не более тридцати шагов, Ювентина молча потянула своего спутника в узкий проулок, который вскоре привел их на прямую, как стрела, улицу Патрициев — она тянулась у подножия Циспия, северо-западной вершины Эсквилинского холма, до самых Виминальских ворот.