Хроника времён «царя Бориса»

Президент уже давно испытывал дискомфорт от чрезвычайной близости своего настырного соратника. Ему нужен был повод, инициатива, исходящая не от него, чтобы отодвинуть Бурбулиса, обозначить дистанцию. Кстати, принять ряд последующих решений, касающихся Геннадия Бурбулиса, помог сам Бурбулис. Подав, по договоренности с Президентом, в отставку с поста первого вице-премьера и оставляя за собой пост государственного секретаря, Бурбулис не смог совладать с собственным тщеславием и буквально накануне съезда вынудил Президента подписать Указ о новых обязанностях государственного секретаря. Исходя из этого Указа (его текст стал немедленно достоянием съезда), все вопросы внешней, внутренней кадровой политики, отношения с политическими партиями сосредоточиваются в руках государственного секретаря. Этот документ, без преувеличения, вызвал шок у депутатов. Документ цитировался депутатами, на него ссылались в газетах. Если учесть, что на съезде Бурбулис оказался фигурой, объединившей в нелюбви к себе депутатов самой различной ориентации, то несложно понять недоумение, ярость и возмущение, когда человеку, на отставке которого настаивает съезд, вручаются, в этот самый момент, наиважнейшие государственные полномочия. Ошибка тем не менее была совершена. Сам Президент, получая информацию и анализ ситуации из рук Бурбулиса, не мог предполагать столь негативного отношения к своему ближайшему соратнику. Все зло в окружении Президента обретало законченный образ, имя которому Бурбулис. Кстати, и это особенно насторожило Ельцина, бешеным натиском правых, коммунистов можно было бы пренебречь (их неприязнь к Бурбулису была общеизвестна), но то, что на отставке Бурбулиса настаивали умеренные, а вместе с ними и ближайшие соратники, такие как Собчак, Гавриил Попов, они также подустали от бесконечных интриг (а в умении интриговать государственному секретарю следует отдать должное). Все это заставило Президента изменить отношение к проблеме государственного секретаря, вглядеться в неё пристальнее и предметнее. Фронт «против» оказался слишком обширным: от Хасбулатова до Волкогонова.

Бурбулис часто выступал на телевидении. Телевизионный экран ему был противопоказан. Человек с внешностью отрицательного героя. Я настойчиво просил его умерить пыл, отказаться от еженедельных выступлений от имени правительства. В моих возражениях усматривалась злая преднамеренность. Наши отношения обострились. Холопствующие чиновники уверяли Бурбулиса в его теленеотразимости, после чего упрямое желание не создать, а буквально втиснуть свой имидж в сознание соотечественников брало верх. Ситуация развивалась стремительно. Счет шел на дни, и Бурбулис спешил. Я бы сказал так — уже в какой раз Президент разрешал Бурбулису пережать. Практически пост государственного секретаря был создан Президентом специально для Бурбулиса, а ещё точнее, был придуман Бурбулисом для себя. И первый «ЗИЛ», номенклатурный «членовоз», возвращенный из атрибутов прежней власти, повез Бурбулиса. Чуть позже сыграл на опережение уже сам Президент, зная неуемное тщеславие Бурбулиса, в сложный момент отречения от правительства Силаева, а бунт против правительства Силаева начинал Полторанин при содействии Бурбулиса. Но тот, верный своим тщеславным помыслам, в последний момент перехватил инициативу в этой борьбе и как бы довел её до логического конца… В одном из разговоров я сказал ему: «Гена, не насилуй телевидение, это дает обратный эффект». Наши отношения стали сдержаннее. Мы не поссорились, нет. Он просто почувствовал мое сопротивление и насторожился. Следовало несуетливо лепить собственный образ, а он торопился. И его окружение торопилось. Они не верили во властную долговечность Бурбулиса и хотели получить то, что давала их приближенность к нему. А поиск лидера правительства между тем затягивался. И вот тут Президент сделал ещё один, не просчитанный никем, ход. Ельцин принял управление правительством на себя, а право сформировать правительство доверил Бурбулису, в ранге первого вице-премьера. Этот шаг Президента сочли неудачным и даже опрометчивым. Президент отныне отдает себя на растерзание толпы, он жертвует своим авторитетом, он губит себя. Популист по натуре, он вряд ли выговорит горькие слова: «Сначала будет хуже, чем есть, много хуже». Все сказанное и написанное, конечно же, правомерно, но правомерно отчасти. Ошибочность наблюдений заключалась в оценке президентского шага как вынужденного, как поступка человека, прижатого к стене. Президент если и не все просчитал, то почти все прочувствовал с некоторым опережением. Он дал Бурбулису больше, чем тот того желал. Подобная манера взаимоотношений в характере Президента. Узнав о своем вице-премьерстве, Бурбулис не проявил особой радости, он даже изобразил некое удивление. Не знал, полная неожиданность, говорили, намекали, но он не верил этим намекам. Смешно, конечно, однако допустим, что так оно и было — не знал. Теоретически диалог между Ельциным и Бурбулисом мог выглядеть следующим образом: