Хроника времён «царя Бориса»

Кому Ельцин отдает Попова? Отвечая на этот вопрос, нам следует сделать шаг назад. Итак, Попов предлагал свою кандидатуру Ельцину трижды. До избрания мэром — на пост вице-президента. Чуть позже, в момент формирования нового правительства, на пост руководителя российской Службы безопасности, а затем на пост министра иностранных дел. Об этом никогда не говорилось вслух, но такие мотивы присутствовали в их доверительных разговорах. Если внимательно вглядеться в эти должности, то каждая из них при высоком навыке исполнения может стать ключевой как во влиянии на процесс в целом, так и на Президента, его воззрения, конкретно. Мы уже говорили, Ельцин не отклонил этих претензий. Он поступил иначе. Промолчал и в дальнейших разговорах к этой теме не возвращался. Хотя и насторожился внутренне. Если для Попова подобные предложения серьезны, значит, он не рассматривает пост мэра для себя как реально значимый. Это — если постараться увидеть в поступках Попова карьерные устремления. Но Попов мог высказывать их по другой причине. Он почувствовал, что не в состоянии справиться с ситуацией и не желает оказаться под «колесом истории», боится лишиться политической перспективы на будущее, на которую он, конечно же, рассчитывает. Человек, оказавшийся за спиной главной фигуры, имеет шансы сохранить себя в случае социального взрыва. Его реформы остались невоплощенными. Он всегда может сказать — я предупреждал, мне не дали спасти вас! В таких случаях крайне важно в момент разгрома не оказаться во главе войска. Пожалуй, эту часть своего замысла Попов упустил. А все, что касается сил противостоящих, мафиозных, партократических, — сущая правда. Убежден, что отставка Попова не просто обострит ситуацию, она усложнит её в демократическом движении.

К этому времени Попов уже достаточно разочаровался в своем детище «Демократической России». Он станет искать политическое пространство и неминуемо углубит раскол демократического движения, обескровит его интеллектуально. Профессионалы, тяготеющие к либеральным взглядам, из числа шестидесятников, разобщены и стараются держаться в стороне от митингового буйства демократов. Попов может оказаться тем магнитом, к которому они потянутся. Его движение, партия, реши он её возглавить, никогда не будет многочисленной. Попов устал от массовости.

Благополучность политики реформ в России зависит, в первую очередь, не от сознания, которое поднимет или не поднимет Содружество; останется или покинет политическую сцену Горбачев; будут ли возникать перманентные конфликты между Президентом и парламентом, главное условие в другом — в наличии политической стабильности в столице, Санкт-Петербурге, Свердловске и ещё трех — пяти регионально значимых городах. Столица занимает особое положение. Без гарантированного социально-политического климата в столице не смогут действовать Президент, правительство, парламент.

Президенту неудобен Попов. Почему — другой вопрос. И вопрос не основной. Уход Попова открывает коридор фронтальной атаки обезумевшего от своей неумелости депутатского корпуса, атаки на Лужкова. Возможно, и не идеальную фигуру, возглавившую ту самую власть, которая была коррумпирована по горизонтали и вертикали до него, но совершенно явственно: человека, обладающего организаторской и хозяйственной одаренностью. Демократия в России не в том состоянии, чтобы позволить себе разбрасываться такими людьми. Поколение шестидесятников — основное ядро, вздыбившее страну в эти нелегкие 6 лет, — уходит с политической арены. И окружение Президента России этому способствует. Наступил момент противоборства поколений на политическом Олимпе.

Силаев пропустил молодых в правительство, но не сумел с ними найти общий язык. Он и так совершил невозможное, не дал сбыться надеждам реакции, не превратился в противника Ельцина. Его втянули в политику, и он, будем откровенны, не особенно сопротивлялся, более того, увлекся политикой. Это был премьер, которого любила пресса и необязательные демократы. Силаев очень хотел войти в политическую историю как сподвижник Ельцина. Приятный, эмоционально выверенный, воспитанный человек, однако поднявшийся на высшую ступень власти в заключительной возрастной фазе и отсюда — обостренное желание продлить второе дыхание собственной государственно-политической жизни. Правительство напоминало многовесельную ладью, где чего-то не хватало, не то весел, не то рук, — ладья утратила управление. И вина Силаева здесь значительна. Он не принял молодых прагматиков, он опасался их. Еще точнее, против них боролся, их не воспринимал его аппарат. С правительством надо работать, это аксиома. Там должен быть человек, для которого форма и есть главное. Помимо главы, в правительстве должен быть пастух. Силаев этого так и не понял.

Но это к слову, как силуэтная аналогия.

Конечно, отставка Попова, если она все-таки случится именно сейчас, не прекратит его политической жизни. Движение демократических реформ, которое создал Попов как запасной аэродром, станет своеобразной политической резервацией шестидесятников.