Хроника времён «царя Бориса»

26 декабря 1991 года состоялась встреча Ельцина с Поповым, ей предшествовала ещё одна встреча Президента с правительством Москвы. Полемика вокруг отставки Попова имеет несколько составляющих. На вопрос, что будет с Поповым, ответить не сложно. Попов возглавляет Международный университет, который он, не без доли лукавства, создал под свое ректорство. Недавнее сообщение об избрании его академиком наводит на мысли отчаянные: холуйство в России — черта нутряная. Истребить его в душах усилиями только холуя и холопа немыслимо. Извлечь и показать — стыдно. Исторгнуть, изгнать — мучительно. Натура сопротивляется. Раз холуйство находит применение, значит, оно — гарант существования и даже достатка, от этого так просто не отказываются. Холуйствующий чтит в лице властвующего не знание или талант, а право вершить его холуйскую судьбу. Однажды, в отчаянной ярости, Бурбулис взорвался:

— Все запачканы. Все готовят тылы!

Время бессребреников и романтиков прошло, и не потому, что измельчал человек. Система, безумная советизация и само государство доказали, что оно не способно обеспечить жизнь состарившихся бессребреников и романтиков. Их неизмеримо больше, чем санаториев старых большевиков, этих привилегированных богаделен. И не имеющая границ зависть, даже к этим очагам полумертвого большевизма, к этим мирам инфарктных, склеротичных, подагрических старцев, бывших некогда властью, делает упрек вице-премьера понятным, но бессмысленным, как и умиление бескорыстием правительства, давшего обет не пользоваться дачами, не соучаствовать в акционерных обществах, быть вне привилегий и отказаться от индексации собственной зарплаты. Донкихотство, но все равно приятно. Шаги эти значительные, но мимолетные в силу непродолжительности жертвенности, правительство просуществует не более десяти месяцев.

СРЕДИ ДРУГИХ — САМЫЙ, САМЫЙ…

01.01.91 г.

Я с ним познакомился — точнее, даже не так — выпукло и отчетливо я увидел его во время шокового телевизионного интервью. Он обвинял окружение Горбачева и самого Горбачева в подтасовке документов, так или иначе связанных с Ельциным. Полторанин пошел ва-банк. Кто-то из моих друзей пошутил — смертельный номер. Некий запас прочности, кое-какие разоблачительные материалы у него, разумеется, были. В то время Полторанин возглавлял московскую журналистскую организацию. Но это был тот самый порох, который ещё предстояло высушить, прежде чем он начнет стрелять. Иначе говоря, опровержение, так же как и обвинение, нуждалось в проверке. Общество, построенное на лжи, всякое публичное заявление рассматривает не по сути информационной значимости, а совсем по иным законам. Кто стоит за человеком, рискнувшим заявить подробности? Измышлениям, догадкам на сей счет несть числа, и вся энергия фантазии употребляется в единственном направлении. Власть в тот момент не очень интересовало — велика ли толика правды в заявлении Полторанина. Кто толкнул его на этот шаг? Какие силы стоят за ним? Уж больно откровенна дерзость. Но самое нелепое в другом — за Полтораниным стоял Полторанин, и более никого. Случись беда, его, разумеется, не оставили бы один на один с ней. Но полагать, что силы влиятельные вмешались бы, — сомневаюсь. Нет и ещё раз нет. Заговорила бы пресса. Участвовавшего в этой передаче собеседника Полторанина, Алешу Ломакина, отстранили от эфира. Чуть позже, это возможно назвать переломным моментом, Горбачев был возмущен газетой «Аргументы и факты». Я присутствовал на этой традиционной встрече Президента с прессой. Помню, как Горбачев задал вопрос, а где редактор «АиФ». Старков вяло откликнулся, он был предупрежден заранее о недовольстве Президента. Горбачев изобразил на лице гримасу недоумения: как, вы все ещё работаете? Совещание закончилось. Растерянный Старков вышел из зала. Мы стояли втроем: Егор Яковлев, Андрей Грачев, тогда заместитель заведующего международным отделом, и я. Подошел Старков и обреченно спросил, не рассчитывая на какой-то вразумительный ответ: «Что делать?» Мои коллеги говорили что-то успокаивающее, приличествующее такой минуте. Мне показалось это нелепым и ненужным, я сказал жестко:

— Драться. За тобой 17 миллионов читателей.

Это был не первый зигзаг Горбачева, когда он ретиво пошел вправо. На этой же встрече он взвинченно процитировал якобы слова Полторанина, что демократов не беспокоят гражданские войны. Во благо торжества демократии можно пожертвовать миллионами.

— Где-то я уже слышал подобное, — не то рассуждая, не то вопрошая зал, сказал Горбачев. И угодливый Михаил Алексеев, в то время ещё редактор «Москвы», поддакнул:

— Так Мао Цзэдун говорил.

Надо было видеть, как наши ультрареакционеры завозмущались. И Горбачев стал возмущаться:

— Мы не позволим этим новоиспеченным авантюристам от политики ввергнуть страну в хаос.

И, естественно, неавантюристы от политики, мастодонты консерватизма одобрительно загудели. Это был маленький праздник на их улице — Горбачев пошел вправо. Ура-а-а!.. Но случилось невероятное.