Хроника земли Прусской

В апреле 1325 г. союз между Польшей и Литвой был скреплен браком сына Владислава Локетка Казимира с дочерью Гедимина Анной-Алдоной[1104]. Тевтонский орден в лице Вернера фон Орзельн пытался противопоставить коалиции Польши и Литвы свою собственную союзническую политику, заключая договоры с князьями Западного Поморья, Галиции и Мазовии, а позднее — и с князем Силезии. Последовательно оставался на стороне Ордена король Богемии Иоганн (1310-1346). В 1329 г. он пришел в Пруссию, чтобы совместно с рыцарями Ордена участвовать в крестовом походе на Литву. Владислав Локетек использовал это обстоятельство для опустошительного нападения на Хелминскую землю. Король Иоганн завоевал Добжиньскую и Плоцкую земли, одновременно отказавшись от претензий на Поморье, с которыми выступали его предшественники Вацлав II и Вацлав III. В 1331 г. крестоносцы с огнем и мечом прошли по Великой Польше, а в 1332 г. планировался захват Куявии.

Осенью 1332 г. Владислав Локетек заключил перемирие с Орденом до мая 1333 г., которое после его смерти было возобновлено и продлено до июня 1335 г. его сыном Казимиром. Польский король использовал состояние перемирия для совместного с литовцами нападения на Бранденбургскую марку. Этим был нанесен удар интересам Тевтонского ордена в Пруссии и Поморье.

В таких сложных политических условиях одна из функций «Хроники земли Прусской» заключалась в воздействии на политические силы за пределами Ордена, то есть на всех тех, от кого зависело оправдание политики Тевтонского ордена в Пруссии и вообще — его существования как военно-церковной и политической организации[1105]

.

Историография Тевтонского ордена, по характеристике X. Бауэра, предстает как замкнутая, узкая, ограниченная в пространстве и во времени составная часть историографии Средневековья[1106]. Сравнивая развитие историографии Тевтонского ордена с линией развития средневековой историографии, представленной франкскими хрониками о крестовых походах, исследователь отмечал их формальное сходство. В то же время он указывал на особое место, занимаемое «Хроникой земли Прусской» Петра из Дусбурга среди исторических сочинений Ордена, поскольку исторические и теологические памятники предшествующих веков использовались им в интересах Тевтонского ордена, служили его утверждению среди других церковно-политических институтов его времени. Несомненно и то, что ко времени создания «Хроники земли Прусской» Тевтонский орден уже ощутил себя как автономное церковно-феодальное государство, обращение которого к письменному закреплению собственной истории было средством идеологического самоутверждения. Как отмечает О. Энгельс, историография Тевтонского ордена знаменует постепенный переход от поздней историографии крестовых походов к исторической мысли позднего Средневековья, представляя собой, таким образом, поступательное движение в этой области

[1107].

История Ордена в трактовке Петра из Дусбурга предстает в неразрывной связи с библейским и агиографическим материалом. Пролог «Хроники» и значительная часть ее второй книги насыщены цитатами из Ветхого и Нового Завета, искусное сочетание которых образует логическую конструкцию, имеющую ярко выраженную тенденциозную направленность. В этих частях раскрывается идеологическая и политическая позиция автора «Хроники», стремящегося дать богословское обоснование и оправдание захватническим действиям крестоносцев, представить их как священную войну.

В основе историзма Петра из Дусбурга лежит провиденциализм, представление о крестовом походе как о божественном предначертании. Это характерная черта и франкских хроник о крестовых походах, во многом определяемая учением Августина (354-430), историческая теология которого составляла ядро всего средневекового толкования истории. Основная мысль всей христианской исторической теологии — противоборство добра и зла, завершающееся победой добра. Для Петра из Дусбурга воплощением сил добра являются Бог, Дева Мария и другие святые, так или иначе покровительствующие Тевтонскому ордену; силы зла — это диавол и многочисленные безымянные демоны, подстрекающие язычников на «кощунства» и «вероотступничество». Такое тенденциозное толкование получает в «Хронике» антагонизм между рыцарями-крестоносцами и пруссами, борющимися за свою независимость. Отсюда — контрастность повествования: в нем нарочито создается как бы черно-белое изображение описываемых событий и та структура, которую можно назвать бинарной, а в философском аспекте (дуализм) — тяготение к трактовке исторического материала в натуралистическом и идеалистическом плане, что придает хронике черты, роднящие ее с произведениями готического искусства[1108].