Хроники 1340–1350

Глава 14[1855]

О странном наваждении, которое овладело незаконнорожденным братом графа де Фуа, мессиром Пьером Беарнским

Когда я выслушал рассказ беарнского оруженосца о смерти сына графа де Фуа, мое сердце исполнилось великой жалости. Очень сильно восскорбел я о нем и проникся состраданием к благородному графу, его отцу, коего я нашел сеньором столь высокочтимым, достойным, изысканным и щедрым в своих дарениях. И жаль мне было его страну, которая, лишившись прямого наследника, пребывала теперь в великой тревоге. На этом я простился с оруженосцем, поблагодарив за повесть, рассказанную по моей просьбе.

Впоследствии я еще не раз встречался с ним при дворе графа де Фуа, и мы подолгу беседовали. Однажды я спросил его о незаконнорожденном брате графа, мессире Пьере Беарнском[1856], богат ли он и женат ли, ибо он показался мне рыцарем великой отваги.

«Он женат, что правда, то правда

, — ответил оруженосец, — да только ни супруга, ни дети не живут вместе с ним». — «А почему?

» — удивился я. «Сейчас объясню», — сказал оруженосец.

«Мессир Пьер Беарнский имеет за собой одну странность: среди ночи он, спящий, встает с постели, облачается в доспехи и, обнажив меч, начинает биться неведомо с кем. На первых порах спавшие в его покое слуги и камергеры, видя, что с ним творится неладное, подбегали и будили его. Однако, когда они рассказывали ему, как странно он себя вел, рыцарь ничего не мог вспомнить и обвинял их во лжи. Иногда домочадцы пробовали убирать все доспехи и мечи из его спальни, но всякий раз, поднявшись с постели и не найдя их на месте, рыцарь устраивал такой шум-гам и кавардак, что казалось, словно все дьяволы преисподней вселились в него и теперь беснуются вместе с ним. Поэтому, от греха подальше, оружие ему возвращали. К тому же, надевая и снимая латы, рыцарь за этим делом успокаивался и потом тихо возвращался в постель».