Хроники Герода

Герод отъехал от повозки, направляясь к своим воинам. Нужно было обустраивать лагерь, распорядиться о приготовлении пищи. Да, и просто подумать. Положение становилось все более напряженным. Иосиф успел прорваться в Набатею, надежно спрятав там Кипру и Александру, дочь Гиркана и мать Марьямны. Но Иудея и Идумея подверглись нашествию парфян. Главные крепости были разрушены, вытоптаны поля, угнан скот. Антигон за свое воцарение расплатился с Пакором караваном золота. Говорили о тысяче талантов золота, отданных новым владыкой Иудеи. Можно было не сомневаться, что запасы Храма и дворца перекочевали за Евфрат. Все подвластные ему земли были обложены налогом в пользу победителей-парфян. Еще немного, и Иудею нужно будет не отвоевывать, а возрождать заново.

Нужно спешить. Только Рим остается надеждой. Только Антоний. Потому нужен корабль, который домчит его в Вечный город, нужно место, где он сможет спокойно оставить свою невесту и близких людей. Таким местом и будет Александрия. По крайней мере, Герод на это очень надеялся.

* * *

Иосиф Флавий сидел на берегу моря. Волны нескончаемой чередой набегали на скалистый берег, рассыпались в мириадах всполохов и откатывались назад, в бесконечную синеву, подсвеченную дневным светилом. Флавий думал о человеке, чья жизнь была ему глубоко неприятна, враждебна. И, тем не менее, захватывала, притягивала, манила. Он вновь и вновь думал об Ироде, проклинаемом и прославляемом, Ироде, чья жизнь шла против всех ожиданий, всех молений. В эпоху, когда все думали только о смерти, распаде, когда ждали всеобщей гибели, он решил бороться. Он решился закрыть глаза на все страшные пророчества, на все проповеди мудрых толкователей Святой Книги. Почему? Зачем? Зачем брести против течения в половодье, когда знаешь, что победить не возможно. Ведь знал же? Знал. И, тем не менее, шел. Жил своей неправильной жизнью. И она была. Неправильная, невозможная, но невероятно яркая жизнь. Что-то должно было жечь его, толкать на все эти немыслимые деяния? Что? Честолюбие! Наверное, оно. Он мнил себя выше и чище других. Наверное, так.

Иосиф вспомнил о пересудах, которые ходили о визите Ирода к царице Египта, Клеопатре. О том, что та добивалась Ирода, о том, что Ирод отказал ей. Правда ли это? Похоже, что нет. Думаю, что сам Ирод, или ближние его не смогли преодолеть искушения украсить свою биографию эпизодом о «домогательствах» царственной куртизанки. Наверное, было все банальнее.

Парфяне угрожают уже и границам Египта. Римляне, решающие вопрос о власти, никак не могут помочь. В этих условиях Ирод, вполне реальный и сильный союзник, за которым стоят тысячи мечей и слава победоносного военачальника. Скорее, Клеопатра предлагала ему не постель, но место полководца. Любому другому это предложение могло бы показаться привлекательным. Три римских легиона, собственные силы – вполне достаточно, чтобы отбить натиск парфян. Но Ирод грезил об Иудее, его Иудее, спасенной вопреки желанию ее самой. Потому, отговорившись необходимостью согласовать свои действия с Антонием, он отбывает в Рим.

Флавий выводил: «Затем, однако, Ирод все-таки считал более разумным удалиться в Египет. Тогда он прибыл в какое-то святилище (где он оставил небольшой отряд своих приверженцев), а на следующий день в Ринокоруру. Когда он прибыл туда и находившиеся там корабельщики не захотели повезти его в Александрию, он обратился к начальствующим лицам. Принятый последними с почтением и сопутствуемый ими к городу, он прибыл туда и был там удерживаем Клеопатрой. Однако Клеопатра не смогла уговорить его остаться у нее, потому что он вследствие наступления зимы спешил в Рим, тем более, что из Италии приходили вести о тамошних смутах и больших политических переменах».

Флавий оторвал глаза от пергамента и уставил взгляд на море. Вечная вереница волн, набегающая одна за другой на берег, вечный бег и вечное стремление. Флавий представил корабль, несущийся по этой неостановимой пустыне в незнаемые просторы. Он видел этот корабль, несущий Ирода к столь желаемым и столь непонятным ему берегам. К берегам Великого Рима.

* * *

Герод смотрел на волны, бегущие вдоль мощного тела его корабля, несущегося к берегам Италии, к воротам Великого Рима. За спиной остались переговоры с царицей Клеопатрой, едва не завершившиеся открытым конфликтом, долгие уговоры Марьямны остаться в Александрии во дворце представительства дома Антипатра. Гораздо охотнее оставался любитель книжной мудрости Аристобул, быстро нашедший себе среди иудеев Александрии учителей и наставников. В прошлом осталась и буря, вынесшая его корабли вместо вожделенной Италии на берег острова Родос. Впрочем, эта же буря позволила ему избежать столкновения с кораблями Секста Помпея, пиратствовавшими в тех водах.