Герод вышел из палатки. Еще вчера между грудами камней шли растерянные, испуганные люди, пытающиеся в таком же растерянном и испуганно, покрытом пылью и кровью царе обрести опору в качающемся мире. Сегодня все изменилось. Те же люди, да и многие другие двигались осознанно, понимая, что и зачем они делают. Вот эти продолжают искать в завалах, в надежде найти еще живых людей. Но их немного. Надежды уже почти нет. А эти разбирают завалы, вывозят мусор, оставляют то, что потом можно будет использовать в строительстве. На городской площади люди готовят еду для работников, водоносы подносят огромные кувшины с чистой водой. Все заняты делом. А скоро из каменоломен начнут поступать камни для огромной стройки, подойдут тысячи строителей и… город оживет. Для этого царь должен жить.
Минуло полтора года. На холме, возвышающемся над Ерушалаимом, стояла группа всадников, располагавшихся в двух сторон от мужчины в алом плаще с золотым венцом на голове. Стройка еще продолжалась, но город уже жил. Вдоль улиц теснились дома. Лачуг почти не было. Царь выдавал всем жителям достаточно средств, чтобы дома были достойны столицы. Уже видна была главная улицы, окаймленная колоннадой, выходящая на широкую, мощенную камнем площадь. По ее краям строители доделывали портик, придающий центру торжественности, да и просто укрывающий в жару. Двойная стена вновь окружила Святой город, а через распахнутые ворота лился людской поток.
– Царь, – сказал один из ближних людей, обращаясь к венценосцу, – Город спасен. Не просто спасен. Город расцветает. Хвала Всевышнему, мы смогли сделать это.
– Мы только начали наше дело, Барух. Иудея – это не только Ерушалаим. Это юг и север. Это прибрежная полоса, которая, наконец, стала нашей. Мы сделали много, но нужно сделать намного-намного больше. Наша работа только начинается.
– Только денег для этого в казне почти нет, – печально произнес другой всадник, помоложе, в скромном сером одеянии.
– Ты прав, Симон, нужно делать передышку. Но каждый из нас пусть помнит, что, сколько бы он не сделал, он сделал мало. И надо сделать больше.
Глава 5. Агриппа
Симон разбирал письма. Сколько их приходит со всех концов страны? А сколько из представительств, находящихся за недели и месяцы пути до Иудеи? И каждое нужно прочесть, понять, что в нем, прибыль или убыток, внести в соответствующую книгу. Дел много. А царь только и знает, требует денег. Перестроил весь Ерушалаим. Красиво, конечно. Колоннады, фонтаны. Только после всех этих дел в казне вместо денег только мыши водились. И начнешь ему говорить, что, мол, нет денег, поменьше бы тратить. А он только одно и знает, вкладывать нужно в свою страну. Оно, дескать, всегда сторицей окупится. Что-то, и правда, окупалось. Вот поддержал Герод купцов, которые решили из местных фиников вино делать. И хорошо вышло. Вино это продают и в Антиохии, и в Афинах, и даже в Риме. Купцы богатеют, пошлины растут. А деньги, что купцам некогда дали, давно уже в казне лежат. Или с оливковым маслом тоже хорошая идея вышла. Помог царь тем, кто оливковые рощи по Иудее стал высаживать, да масло жать. Так теперь иудейское масло ценится не меньше, чем греческое. Опять же, казне доход. Это правильно. Тут он царя понимает. Но часто Герод выделывает вещи совсем ему не понятные.
Мало того, что весь год кормил и поил жителей Ерушалаима бесплатно, так еще и деньги им дал, чтоб дома строили, от налогов освободил. Это же, какие убытки? Конечно, люди славили царя. Радовались новым домам. Но казна почти год пуста была. Из доходов дома, из купеческих отчислений за пряности и ткани из далеких стран приходилось оплачивать и воинов, и чиновников, да и все другое. Теперь новое дело царь затеял. Решил по странам проехать, где живут иудеи. Александрия, Антиохия, Эфес, Византий, Рим. Зачем? Симон любил, когда в конце месяца, или года сравнение поступлений и затрат явно показывали прибыль. При этом, лучше, чтобы затрат было поменьше, а доходов больше. А в прибыль через десять лет он не верит. Она должна сегодня быть. Ну, в крайнем случае, завтра. Только никак это не выходит с беспокойным царем. Пытался Симон говорить об этом и с самим Геродом. Только тот, как безумный: У нас одна мать – Иудея. Для нее нельзя жалеть.
Говорил он и со старым Барухом бен Моше, который в делах дома значил не меньше, а может и больше, чем сам господин. Старый Барух долго жевал бороду, а потом говорит: Поверь мне, то, что делает господин, это правильно. Просто хорошо служи ему.
Симон не может служить, если не понимает, зачем он делает так, а не иначе? Почему нужно так делать? Он выбрал момент, когда царь, после вечерней трапезы прибывал в благодушном настроении и спросил:
– Господин, а в чем смысл поездки к нашим единоверцам? Какую выгоду она несет? Ответь мне, глупому. Не могу понять.
– Тут все просто, дорогой Симон, – весело ответил царь – Нам нужно починить Храм. Правильно?
– Так, господин.
– А денег у нас на это нет. Так?
– Так, господин.