Бестолково прождав около часа, (во время которого местные сотрудники органов собрали население и приступили к развертыванию праздника, по случаю приезда дорогих гостей), отряд, во главе с руководителем, отдохнул на ступеньках и, наконец, выслушал Яна, выложившего им будущие перспективы. Наелись. Переночевали в здании сельсовета.
Утром случилась лёгкая перепалка с Гамидовым, ни в какую не желавшим оставлять отряд без присмотра. Но, как выразился Борис Евгеньевич, «зря он так рискует...», победил здравый смысл. И, уговорившись о связи, отряд, со вздохом облегчения, остался в селе, а гостеприимные хозяева отбыли в Нальчик.
Сложив в сельсовете часть груза, и, расквартировав взвод выделенных обеспокоенным полковником солдат, (для охраны), ушли в горы. Борис Евгеньевич шёпотом спросил Илью про проводника, но богатырь безнадёжно взмахнул рукой, украдкой показав пальцем на Яна. Последний тут же обернулся и показал говорунам кулак.
Лес был мрачен. Несмотря на августовскую жару и перегретые за лето камни, темнота сгущалась. Чистый буковый лес быстро сменился осинником, который словно врос в скалы под давлением старых, поросших мхом елей. Редкие пихты торчали среди них чёрными обугленными свечами. Укутанные в ползучий, болотного цвета плющ, деревья стояли злой насупившейся стеной, образовывая над головами идущих подобие мрачной пещеры. Тропа ползла вверх, и очень скоро Василий Иванович, а потом Елена Дмитриевна, отстали. Уставшая парочка повернула за очередной уступ и остановилась. В этом месте тропа раздвоилась, ветви её шли резко в противоположные стороны. Вдали мелькнула коричневая куртка Телицына. Святой отец, перекрестившись, уверенно показал налево.
Через полчаса, так и не нагнав своих, они поняли, что повернули не туда, и, решив вернуться, заплутали окончательно. Ещё через час, до хрипоты накричавшись «Ау», усталые люди шагнули в круг яркого солнечного дня. Лес внезапно закончился. Перед ними, во всей своей цветущей яркой красе, предстала круглая, словно вычерченная циркулем, поляна. По её краям глухим забором стояли ровные ряды пихт, рядом с которыми белым резным кружевом невесомо подняли кроны молодые стройные берёзы. В центре поляны росло совершенно невообразимое древо с круглой зелёной кроной из мелких, похожих на иголки, листочков нежного салатного цвета.
– Похоже на гинкго, – любуясь видом, произнесла Елена Дмитриевна. – В Японии это дерево называют «гусиные лапки», а в Китае оно, вообще, священно. В нём живут духи леса...
Непершин строго посмотрел на разговорившуюся подругу и сделал неутешительный вывод:
– Значит, нас нечистый сюда заманил. Вон и место светлое, и трава-мурава, а в груди-то жаба подлая сидит. Тяжко здесь. Пойдём-ка. Ян найдёт нас. Но привал здесь делать нельзя.
Они вернулись на тропу и почти обогнули поляну, как Василий Иванович раздражённо начал:
– Нет, ну ты посмотри, что делается-то!
Висящая перед ними лёгкая дымка стала стремительно сгущаться и темнеть. Откуда ни возьмись, налетел порыв ветра, который сорвал с Непершина шляпу. Она мягко спланировала за его спину, священник обернулся и обомлел. Перед ним возвышалось то самое дерево. Они опять оказались на поляне...
Святой отец был возмущён! Козни нечистой силы нужно было пресечь. Не подняв шляпы, он резким движением достал нож и, срезав две ближайшие ветки с берёзы, соорудил подобие креста.
Вокруг резко почернело.
Василий Иванович, обернувшись на спутницу, зло задрал бороду и громко произнёс:
– На колени, Елена, вспомним всё...
И пошёл вокруг волшебного дерева – медленно и певуче растягивая слова, которые складывались в молитву. Женщина тихо стала подпевать священнику. Звонкий чистый голос мягко вплетался в уверенный бас…
Роща застонала. Ствол гинкго на глазах раздался вширь, и из него послышался тяжёлый вздох. Стало сложно дышать, как будто чьи-то огромные руки сдавили грудь.
Затрещали сучья, и на поляну, грузно встав на задние лапы, вышел медведь. Елена Дмитриевна вскрикнула, а Непершин, знающий о косолапых хозяевах ещё по лесоповалу, не бросая креста, потянулся за ножом.
– Уходи, – негромко, но чётко произнёс он.
Женщина попятилась, но, споткнувшись о брошенный рюкзак, неловко упала, да так и осталась лежать, с выпученными глазами, не имея возможности пошевелиться. Чьи-то невидимые, но очень сильные и холодные ладони прижали её к земле.
Медведь, зарычав, сделал первый шаг.
Переплетенные ветки осинника распахнулись, и в этой дыре появилась голова начальника особого отдела!
– Фух! Успел! Не подрались! – резюмировал он, словно только что прослушал доклад о политической обстановке в Руанде.
Поляна замерла.
— Ты медведя отпусти, он не нанимался людоедом подрабатывать, – спокойно продолжил Ян, обращаясь всё к тому же неизвестному собеседнику. – Шли, к тебе не лезли, никого не трогали. Давай-давай, отпускай.