Хроники особого отдела

Непершин, ступив на полотно моста, поморщился – воздух был наполнен каким -то кисловатым запахом... странный слабый свет от не затянутого тучами, но, отчего-то ставшего ледяным, синего неба, с трудом, проникал на мост. «Воняет, как варёная шерсть», – определился Василий Иванович. Он шёл и удивлялся, потому что не видел перед собой людей: вокруг, механически переставляя конечности, двигались в каких-то обрывках тканей тени – мумии.

– Смотри под ноги-то!

Что-то кольнуло в груди – Непершин сфокусировал взгляд, увидев поднятую крышку люка, зияющую дыру… и идущую на неё Елену!

Еле успел оттолкнуть.

Получилось резко. Она пошатнулась, но, устояв на ногах, упорно сделала новый шаг вперёд, ещё и ещё один… мучительно приближаясь к заветной цели.

Священник вздохнул и взял женщину под руку, уводя от подозрительно открытого железного диска, с изображённой на нём рогатой мордой сатира.

«Грехи наши тяжкие», – машинально подумал он.

Они, молча, обошли монумент и даже спустились по лесенке вниз, в сокровенную, закрытую для масс трудового народа, погребальную камеру: скрытый глубоко под толщей многотонного гранитного основания фундамент.

Здесь Елену Дмитриевну охватил странный буйный восторг, словно она нашла клад, и блеск золота стал разъедать её душу. Но, спустя мгновение, ощущение счастья от обладания богатством ушло, а вытянутые вперёд руки упёрлись в холодную гранитную стену. И женщина, не отдавая себе отчёта, с силой стукнула кулаком о камень.

А вокруг царила тишина. Люди знали, что там, за тёмной массой гигантского изваяния, среди любовно высаженных деревьев парка, разбитых цветников и кустов ярко-жёлтых и огненно-красных роз, есть день, наполненный движением и жизнью.

– Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому, – внезапно сказанная Непершиным фраза, обращённая к сопровождающему их лицу, ударила словно выстрел.

Люди устремились прочь, будто из иного мира, а светлая гравийная дорожка парка была не тропой, а капилляром распластанного в этом месте окаменевшего чудовища. Будто там, на неимоверной высоте центральной головы монумента, прячутся, готовые разгореться, угли дьявольских глаз.

Елена Дмитриевна, выйдя, и, посмотрев на прикомандированного к ним чеха, ахнула. Лицо этого интеллигентного пражанина сейчас напоминало оскал. Перед ней стоял не человек, а мёртвенно-бледная маска, натянутая на череп. Женщина, ужаснувшись, попыталась взять себя в руки, и, со стыдом, признавшись себе в собственном малодушии, непроизвольно задрожала. Ей никогда не приходилось прежде видеть настолько страшное и деформированное человеческое лицо.

Что-то мазнуло по щеке. «Откуда здесь кошка?», – мелькнуло в голове. Через минуту к ней пришло понимание: «Олладий!», – и женщина, наконец, спокойно смогла вздохнуть и даже слабо улыбнуться.

Они молча вернулись в отель.

Там, сидя за маленьким столиком, ожидая невероятно ароматный чешский кофе, Елена Николаевна услышала:

– Смотрит, гад! Ждёт и смотрит...

***

Монумент можно считать самой большой и самой дорогой скульптурой советского времени. И, возможно, самой недолговечной. В 1956 на ХХ съезде КПСС был разоблачён «культ личности». Постепенно, с памятника в Праге исчезла благодарственная надпись, а затем, в 1961 году, его снесли. Снесли, кстати, с большим трудом.

При демонтаже и взрывах случайно погибло 16 человек, находившихся в разных местах и в разное время...

Во время проведения выставки народного хозяйства на пустующем месте поставили новый памятник. Огромный, символизирующий неизбежность времени метроном.

Но… его скульптор Владислав Новак, сразу после открытия, повесился. Оставленная им предсмертная записка гласила: «Он смотрит».

Чехов мост, и по сей день, является излюбленным местом самоубийц. Ежегодно с него, спрыгнув во Влтаву, прощаются с жизнью не менее восьми человек...

***

4 января 477 года. День и Вечер. Рим.

Кто такой Петроний, Ромул доподлинно не знал, но его вольноотпущенник и управляющий всеми делами в доме иудей Иосиф говорил о нём всегда с каким-то мрачным восхищением. Своим, сломанным ещё в далекой юности, носом этот человек всегда чувствовал приближение неприятностей, а потому, лишь услышав о сборах, он кивнул головой и, не глядя на стоящего рядом с креслом гостя, быстро вышел – отдавать соответствующие распоряжения.

– Хорош старик! – между тем заметил непонятно почему сочувствующий свергнутому императору таинственный товарищ.

Ромул только тяжело вздохнул. Было совершенно очевидно, что бежать ему некуда. Укрепившийся в устье Лауры Одоакар не просто совершал набеги на все близлежащие земли – именно он породил конфликт между королем Теодорихом и правителем богатейшей Суасонской области Эгидием. Как результат, Римская Галлия пала, и никто не мог больше противостоять саксам в их походе на Рим.

Молодого человека знобило. Пышущие жаром противни не давали тепла, через дверные щели, со свистом, врывался едкий колючий холод.

– Я никуда не пойду, – тихо шепнули губы. – Некуда. Да и зачем бежать? У меня нет сторонников, кто я, в самом деле?