Хроники Раздолбая

Слово «любил» прокололо в груди огромный, наполненный горячими слезами пузырь. Эти слезы хлынули наружу, сметая волевые плотинки, которыми Раздолбай пытался их удерживать, и, пряча позорный потоп от глаз Дианы, он бросился в ванную. Он едва успел включить шумно забарабанивший душ, когда последнюю плотинку прорвало и плач грянул навзрыд. Раздолбай ревел в голос, и ненависть заполняла его. Он ненавидел Диану за то, что она доставила ему такую боль и сделала это с такой легкостью… За то, что сильна в своей красоте… За то, что вольна быть с любым мужчиной, а он, наверное, никогда больше не прикоснется к такой прекрасной девушке… За то, что улетает в сказочный Лондон к новой интересной жизни, а он остается с выжженной пустыней на месте сердца… Он ненавидел ее за то, что она безжалостно разбила не только настоящее и будущее счастье, но даже прошлое счастье волшебной прогулки на Воробьевых горах, которое он считал надежно спрятанным в сокровищнице сердца, она разбила, обратив в черепки иллюзий. Он рыдал в голос с подвываниями, тонувшими в спасительном шуме воды, и вдруг его словно тронули за плечо. Сквозь плач и рвущуюся пополам душу пробился утешающий внутренний голос.

«Послушай, я ведь предупреждал, что она тебе не нужна. Ты очень просил и получил ее так, как было возможно.

— Ты?! — взревел Раздолбай. — Заткнись во мне, проклятое раздвоение сознания! Заткнись, чтобы я никогда больше не слышал тебя! Я жил без тебя нормально и никогда бы не влез в эту историю, если бы не твое дурацкое „дано будет“!

— Но ведь дано было.

— Лучше бы этого никогда не было! Лучше бы я забыл ее на следующий день после „прощалки“. Лучше бы моей первой девушкой стала нелюбимая Кися в своем идиотском халате… Не хочу больше этого психоза, не хочу больше сам с собой спорить, не хочу этого „голоса“! Не хочу, не хочу! Ты не Бог, потому что, если бы ты был Богом, ты не привел бы меня к такой боли. Замолчи во мне, исчезни, пропади пропадом!»

Мысленно Раздолбай бросал эти слова в пространство с такой же силой, с какой раньше просил Диану, а вслух повторял их шепотом, вяло шевеля распухшими от слез губами:

— Я не могу… Не выдержу… Диана… О Господи, как больно…

Он плакал, пока не обессилел, и еще долго сидел в оцепенении на краю ванны, облокотившись на раковину. Острая боль отступила. Остались только слабость и такая пустота, словно жизнь вытекла вместе со слезами. Раздолбай умыл распухшее лицо холодной водой и выглянул в комнату. Дианы не было. На столе лежала сорванная в саду белая роза, на стебель которой были нанизаны маленький латунный ключ и сложенная пополам записка. Все еще надеясь на жалкую подачку теплоты, Раздолбай развернул листок, мечтая увидеть в нем что-нибудь вроде «Ты навсегда — мой первый мужчина», но прочитал: «У меня нет времени тебя ждать. Запри дверь и положи ключ под коврик».

Записка выжала последние остатки слез из лопнувшего в груди пузыря. Раздолбай умылся еще раз, запер комнату, словно это было место преступления, где он вместе с сообщницей убил самого себя, и поехал в аэропорт. Из Риги хотелось немедленно бежать, но сил стоять в очереди «на подсадку» не было. Если бы в кассе не оказалось билетов на вечерний рейс, он поехал бы на поезде, но, словно в насмешку над его утренними мытарствами, билеты из Риги в Москву продавались свободно. В десять часов вечера он уже был дома. От вида друга-двухкассетника пустыню на месте сердца как будто оросил дождик.

— Только ты меня радуешь, — сказал Раздолбай, погладив серебристый бок магнитофона и видя в нем единственного утешителя.

Под канонаду «Металлики» он достал из шкафчика бутылку коньяка, подаренную на день рождения Валерой, и стал методично выпивать по стопке на каждую песню. Раньше, чем закончилась кассета, он уснул прямо в кресле и во сне видел веселую Диану, которая поливала его своими бесстыжими лучами и куда-то звала. Он пытался пойти за ней, но что-то его не пускало. Опустив взгляд, он увидел, что его нога привязана к батарее бечевкой. Рванувшись, он попробовал освободиться, и где-то задребезжал звонок. Сигнализация! Звонки повторялись громче и громче, и, вынырнув из густого, как кисель, сна, Раздолбай узнал трели своего «Чебурашки». Телефонный аппарат стоял прямо под креслом.

— Чтоб тебя… — поморщился он, снимая трубку. — Алло?

— В Москве танки, — нервно сказала мама, даже не поздоровавшись.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Сообщение мамы показалось Раздолбаю ерундой. Вспомнив вчерашний день, он окидывал внутренним взором пепелище на месте своей души и считал, что никакие танки не смогли бы произвести в ней такого опустошения. Чего нервничать? Танки как приехали, так и уедут, а любви не вернешь.

— Какие танки? Мне плохо… — буркнул Раздолбай, злясь, что мама тревожит его из-за каких-то глупостей.

— Что, тебе плохо?

— Голова болит.

— Вот и хорошо — сиди дома, не смей выходить на улицу!

— Что, действительно так серьезно?

— Ты — недоумок?! — сорвалась мама на крик. — Говорю тебе, танки в городе, военный переворот! Захоронись в квартире и чтобы носа не высовывал!