Хроники Раздолбая

К тому времени Раздолбаю было уже четырнадцать лет, и у него накопилось много вопросов, на которые не было ответов. Так, например, он не мог взять в толк, почему, если их страна самая передовая, лучшую в мире игрушку — электрическую железную дорогу — делают не они, а немцы? Почему польские и французские индейцы сделаны аккуратно и красиво раскрашены, а индейцы Ростовской фабрики выглядят пластмассовыми блямбами? Почему капсюльный «кольт» «made in USA» стреляет оглушительно, а советский пистонный пистолет только дымно щелкает? Почему заграничные машинки красивые, а копии «Жигулей» и «Москвичей» — такие же угловатые куски железа, как их настоящие собратья? Без ответов на эти вопросы казалось нелепым писать под диктовку комсорга Лени Бадина: «Прошу принять меня в ряды ВЛКСМ, чтобы я мог наравне со старшими коммунистами развивать наше прогрессивное общество». Раздолбай хотел даже отказаться от этой формальности, но мама потребовала не быть «фрондирующим идиотом».

— Вступай! Не примут потом из-за этого в институт — поломаешь свое будущее, будешь локти кусать! — кричала она.

Раздолбай вступил, чтобы не ломать будущее, но «развитие прогрессивного общества» все равно казалось ему смешной неправдой. Ему было непонятно, как можно считать их общество прогрессивным, если все по-настоящему хорошее прорывается к ним из «непрогрессивного» общества — машинки, джинсы, хорошая музыка…

Лучшей музыкой в мире Раздолбай долгое время считал «Биттлз» и Челентано, но однажды в «Международной панораме» заговорили о «западном мракобесии» и показали полуминутный отрывок выступления группы KISS. Авторы передачи, видимо, рассчитывали, что советские люди в ужасе отшатнутся от размалеванных монстров и будут весь вечер залечивать душевные травмы прослушиванием Толкуновой, но получилось наоборот. На следующий день в школе Раздолбая говорили только об этом фрагменте: «Ты видел? А ты видел? Ваще!» Именно тогда Раздолбай подкатил к усатому меломану Маряге, которого до этого сторонился, и спросил, есть ли у него KISS и может ли он дать послушать. Маряга дал ему кассету с концертной записью, и Раздолбая захватило удовольствие, сравнимое разве что с разглядыванием девушек в кружевах.

Он слушал концерт по несколько раз в день и мучился новым вопросом — почему в их самой лучшей стране невозможно оказаться в такой же ликующей перед сценой толпе и так же хором скандировать имя любимых исполнителей «Кисс! Кисс! Кисс!»? И чтобы солист крикнул в ответ: «Next song is Love Gun!»,[68]

и стадион взорвался бы этой невероятной музыкой, от которой вибрирует каждая клетка тела. Почему эту музыку не только нельзя услышать на стадионе, но даже на школьной дискотеке нельзя запускать для танцев?

То, что KISS нельзя запускать для танцев, было установлено опытным путем. На дискотеке по случаю окончания восьмилетки Маряга поставил «I was made for loving you baby»,[69] и комсорг Леня Бадин бросился к магнитофону, словно к загоревшейся бензоколонке, чтобы выключить песню на втором куплете. Марягу вызвали на комсомольское собрание. Он явился, держась как молодогвардеец, и, не дожидаясь обвинительных речей, сам взял первое слово.

— Я, конечно, понимаю, что, наверное, в чем-то не прав, раз меня вызвали, — сказал он. — Но я подумал, что если весь класс брал у меня слушать эту кассету и многим, включая Бадина, я делал запись, то нет ничего плохого в том, чтобы послушать всем вместе.

— Дома слушать можно, — объяснил сконфуженный Бадин, — а дискотека — публичное место, и там запускать нельзя.

— Почему нельзя, если все и так слышали?

— Тексты, — предположил один из активистов, — откуда ты знаешь, что поет эта группа? Может быть, они поют «убей всех вокруг», а ты не знаешь этого и заставляешь других под это плясать.

— «Убей всех вокруг» поет «Металлика», — ответил Маряга, знавший многие тексты наизусть. — «Кисяки» пели: «Я был рожден, чтобы любить тебя», — и не понимаю, почему под это нельзя плясать. «Самоцветы» поют то же самое, их тоже включать нельзя?

Послышались смешки. Все стали вспоминать тексты советских ансамблей и придумывать, за что можно их запретить. Собрание превратилось бы в балаган, но слово взяла отличница Лена Островская.

— Известно ли вам, — отчеканила она, сверкая голубыми глазами и очками в тонкой стальной оправе, — что две буквы «S» в названии группы напоминают рунические символы на касках эсэсовцев? Понятно ли вам, что, танцуя под эту музыку, вы оскорбляете память павших отцов и дедов?