Хроники Раздолбая

Раздолбай запнулся и, мягко закончив разговор с мамой, решил разобраться с «Богом» так обстоятельно, как если бы тот сидел напротив и ему можно было заглянуть в глаза.

— Ты прав, маме хамить не надо, — начал он мысленный диалог, стараясь походить трезвостью суждений на дядю Володю. — Только давай перестанем считать тебя «голосом Бога» и признаем, что ты — часть моего сознания. Может быть, ты — лучшая часть! Но ты — это я, и я говорю сам с собой.

— Ты обещал поверить, если с Дианой получится, — напомнил голос.

— Во-первых, еще ничего не получилось. А во-вторых, даже если получится, не хочу я сам себе врать! — разозлился Раздолбай. — Я гораздо больше не верю, чем верю, и если мне кажется иногда, что я говорю с Богом, то это скорее всего самообман. Я загадал про Диану, чтобы разрешить сомнения, но это — все равно, что монету подбросить. Я не хочу потом верить в Бога, потому что монета упала так, а не иначе. Допустим, все сложится, и Диана станет моей. Что мне после этого, читать Библию, соблюдать заповеди? Может, еще и в церковь с Мишей ходить?

— В церковь тебя никто пока что не гонит, а заповеди мог бы и соблюдать. Чем они тебе неудобны? Какую ты стремишься нарушить?

— Хотя бы «не прелюбодействуй»!

— А ты что, дикий прелюбодей? — ехидно спросил внутренний голос, вставив словечко Мартина.

— Пока нет, — смутился Раздолбай. — Но я хочу этого, буду хотеть и не собираюсь от этого отказываться из-за какойто древней книжки.

— Если бы Диана стала твоей, а в Москве появилась бы другая доступная девушка, ты изменил бы?

— Наверное, нет.

— Почему?

— Как-то это… неправильно.

— Это и есть прелюбодеяние, и ты сам соглашаешься, что это плохо. Что тебя смущает тогда?

— Ну, я же не хочу, чтобы у меня за всю жизнь была одна женщина, даже если это Диана. Я хочу много женщин. Хочу, чтобы как в Риге у Мартина с Валерой было, чтобы как в «Ночных грезах Далласа», чтобы в «каменное лицо» играть…

— Это нарушение, да, — согласился внутренний голос.

— Вот видишь! Не хочу я эту заповедь соблюдать, и не соблюдает ее никто, иначе «Ночные грезы Далласа» никто не смотрел бы. Все эти заповеди — лицемерие. Все равно придется в жизни и с кучей женщин быть, и обманывать — мало ли что еще.

— Что значит «придется»?

— Придется, потому что без этого не прожить, и все так делают. Это и есть жизнь, а не древняя сказка с заповедями.

Нет скорее всего никакого Бога, но даже если есть — все равно это после смерти выяснится. А сейчас я сам с собой говорю и сам себе условия придумываю: «получу Диану — поверю, что Бог есть».

— В то, что у тебя с ней получится, ты сам веришь?

В груди у Раздолбая заныло, словно его собирались бить.

Сколько раз внутренний голос шептал «дано будет», и все равно обладание Дианой казалось не более вероятным, чем успешный прыжок через пятиметровую стену.

— Не верю, — честно признался он.

— Зачем тогда эта затея с шариками?

— Поставить точку. Поздравлю, приглашу куда-нибудь и все.

— Значит, ты сам думаешь, что у тебя с ней не получится, а я говорю, что она станет твоей первой девушкой. Не странно ли в разговоре с собой утверждать противоположные вещи?

— Ну, это какая-нибудь тайная надежда говорит во мне.

— Ты ведь не с тайной надеждой договаривался, что поверишь, после того как помог нищему. Я обещал тебе Диану, и ты получишь ее, даже если это кажется невероятным. Только доверься и делай, как я скажу.

Раздолбай устало выдохнул. Мысленный диалог потребовал такого напряжения, как если бы он решал сложную математическую задачу. Но если в задаче можно было получить однозначный ответ или хотя бы найти его на последних страницах учебника, то попытка постичь природу внутреннего голоса оставалась безрезультатной. Раздолбай по-прежнему не понимал — было это раздвоением собственного сознания, голосом интуиции или в самом деле гласом сверхмудрого советчика, пойманным из космоса антеннами души.

«Доверюсь! — решил он. — Сначала надо понять, стоит ли к этому голосу прислушиваться, а потом разбираться, что это вообще такое».

Приехав в Ригу, Раздолбай купил в парке связку больших летающих шаров в виде сердца и на такси повез их в Задвинье. Летом Диана большую часть времени проводила на даче в Юрмале, но он сделал проверочный звонок и узнал, что она на городской квартире. Из открытого окна третьего этажа доносились переливчатые звуки пианино.

«Даже в день рождения занимается. Опять, наверное, готовится к какому-нибудь концерту», — уважительно подумал он.

Отпустив шары тыкаться в потолок перед Дианиной дверью, Раздолбай подвязал к ленточкам своих медвежат и расплылся в улыбке, увидев, каким праздничным получился его сюрприз. На грязной лестничной клетке с облупленными стенами медведи-воздухоплаватели с розочками в лапах выглядели сказочным чудом. Он нажал кнопку звонка и метнулся этажом выше. Пианино в квартире умолкло, за дверью послышалось шебуршание.

«В глазок смотрит!» — догадался он.

Возглас восторга сдетонировал в прихожей и выплеснулся через распахнутую дверь, наполнив подъезд звонким гулом.