Хроники семьи Форсайтов

Динни распахнула балконную дверь и подождала, пока обрадованный Фош выскочит в сад. Было холодно, над землёю плыл туман, и девушка закрыла дверь. Не сделай она этого, Фош пренебрежёт обычным ритуалом и с ещё большей радостью вернётся в дом. Динни поцеловала отца и Клер, потушила свет и вышла в холл. Камин почти догорел. Девушка поставила ногу на край решётки и задумалась. Клер говорит, что не прочь поступить секретарём к одному из новых членов парламента. Судя по последним известиям, таких будет немало. Почему бы её сестре не устроиться к их собственному депутату? Он однажды обедал у них и сидел рядом с Динни. Симпатичный человек, начитанный, не ханжа. Он даже сочувствует лейбористам. Но считает, что они ещё не вышли на собственную дорогу. Словом, он — то, что подвыпившие молодые люди в какой-то пьесе называют «тори-социалистом». Он держался с нею вполне откровенно, непринуждённо и весело. Как мужчина тоже привлекателен: вьющиеся каштановые волосы, загорелый, тёмные усики, голос высокий, но довольно мягкий; в общем, достойная личность — характер энергичный и прямой. Но у него, видимо, уже есть секретарь. Впрочем, если Клер всерьёз подумывает об этом, можно узнать.

Девушка пересекла холл и открыла дверь, ведущую в сад. Снаружи стоит скамейка; Фош, наверно, забился под неё и ждёт, когда его впустят. Так и есть; он вылез, вильнул хвостом и побрёл к плошке, где держат воду для собак. Как холодно и тихо! На дороге — ни души; не слышно даже сов; застывшие, залитые лунным светом сад и поля безлюдны вплоть до виднеющейся вдалеке линии рощ. Это Англия, убелённая инеем, равнодушная к будущему, не верящая в голос, который сулит ей блаженство рая, старая, неизменная и всё-таки прекрасная, несмотря на падение фунта и отказ от золотого стандарта! Динни смотрела в умиротворённую ночь. Люди, политика — как мало они значат, как быстро исчезают, испаряясь, словно роса, в прозрачную беспредельность сотворённой богом, игрушки! Какой удивительный контраст — страстная напряжённость человеческого сердца и непостижимо холодное безразличие времени и пространства! Как примирить их, как сочетать?

Динни вздрогнула и закрыла дверь.

Утром, за завтраком, она спросила Клер:

— Будем ковать железо, пока оно горячо. Поедешь со мной к мистеру Дорнфорду?

— Зачем?

— Узнать, не нужен ли ему секретарь, — он ведь теперь член парламента.

— Ну? Разве он избран?

— А как же!

Динни прочла вслух сообщение о результатах выборов. Прежде столь мощная либеральная оппозиция свелась теперь к жалким пяти тысячам голосов, поданных за лейбористов.

— Победу на выборах нам принесло слово «национальный», — пояснила Клер. — Когда я агитировала в городе, там все стояли за либералов. Но стоило мне заговорить о «национальном правительстве», как картина менялась.

Динни и Клер выехали около одиннадцати, — им стало известно, что новый член парламента пробудет всю первую половину дня в своей штаб-квартире. Но в дверях её сновало взад и вперёд столько народа, что сёстрам расхотелось входить.

— Не люблю выступать в роли просительницы, — объявила Клер.

Динни, которой эта роль была так же не по душе, как и сестре, ответила:

— Подожди здесь. Я войду и поздравлю его. Может быть, речь зайдёт и о тебе. Он же, наверно, тебя видел?

— Ну ещё бы!

Королевский адвокат Юстейс Дорнфорд, только что избранный членом парламента, сидел в комнате, состоящей, казалось, из одних лишь распахнутых дверей, и пробегал глазами списки, которые его избирательный агент клал перед ним на стол. С порога одной из этих дверей Динни заметила под столом ноги в сапогах для верховой езды, а на столе — котелок, перчатки и хлыст. Теперь, когда девушка вошла, она сочла себя не вправе вторгаться к нему в такую минуту и уже решила ускользнуть, как вдруг он поднял глаза:

— Извините, Мине, одну секунду. Мисс Черрел!

Динни задержалась и обернулась. Он улыбался, видимо довольный её приходом.

— Чем могу служить?

Она протянула ему руку:

— Ужасно рада, что вы прошли. Мы с сестрой хотели вас поздравить.

Дорнфорд ответил крепким пожатием.

«О господи, вот уж неподходящий момент для просьб!» — подумала Динни, но вслух сказала:

— Блестящий успех! В наших краях ещё никто не получал такого большинства.

— И не получит. Мне просто повезло. Где ваша сестра?

— В машине.

— Хочу поблагодарить её за агитацию.

— О, она с удовольствием занималась ею! — воскликнула Динни и, неожиданно почувствовав, что если не решится сейчас, то потом будет поздно, прибавила: — Она, знаете, сейчас не устроена и мечтает о какой-нибудь работе. Не подумайте, мистер Дорнфорд… это, конечно, некрасиво… Короче говоря, не подойдёт ли она вам в качестве секретаря? («Наконец-то решилась!») Сестра хорошо знает графство, умеет печатать, владеет французским и немножко немецким, если, конечно, нужны языки…

Динни выпалила свою тираду и в полной растерянности умолкла. Однако лицо Дорнфорда не утратило выражения любезной готовности.

— Выйдем и поговорим с ней, — предложил он.