Хроники забытых сновидений

В восемьдесят пятом году, в августе, на закате дня, я буду шагать по обочине и встречу тебя, Танюша. И пройду мимо, не узнав, не оглянувшись.

Нет, я не повернула щеколду, не отворила калитку, не перешла.

Ты отработаешь три положенных года и уедешь. И более никогда не вернешься в этот город.

Но я. Иногда я возвращаюсь. Точнее, он возвращается ко мне. Это может произойти где угодно. Вдруг. Синий цветок цикория на обочине. Лицо старухи. Голос диспетчера. Запах мазута. Март. Августовский вечерний свет.

Post Scriptum

Я стою в промозглом тамбуре у самой двери, у маленького окна, поезд идет томительно медленно, переваливается со стрелки на стрелку, где-то, совсем близко, кричит тепловоз, и кажется, что ему здесь тесно, тошно среди товарных составов, пристанционных домишек, заводских корпусов, слепящих прожекторов, он рад бы вырваться на простор, там его крик станет вольным, там ему будет место, а здесь он задыхается, и крик его ужасен. Я чувствую свою малость, ничтожность и перед этим криком, и перед этим светом, и перед этим городом, к которому мы так медленно и осторожно приближаемся.

Приземистое кирпичное здание с надписью «Багажное отделение».

Низкая платформа.

Вокзал.

Проводница откидывает люк в полу, и открываются ажурные металлические ступени. Я спускаюсь и спрыгиваю с нижней ступени на платформу, на старенький, потрескавшийся асфальт.

Поезд стоит, никто из него не выходил, остановка маленькая, меньше не бывает, одна минута. Я перебираюсь через пути.

Здание вокзала с башенкой.

Газетный киоск.

Скамейка.

Мужчина курит.

Проходят путейцы с фонарями. Дозор.

Я оглядываюсь.

Поезд. Отчего он задерживается, почему не говорят: «…со второго пути отправляется…»?

Минута протекает, исчезает. Я жду. Зачем? Не все ли мне равно, отчего стоит и стоит поезд. Он уже не мой. Покинут. Прожит. И я заставляю себя сдвинуться с места, шагать и не оглядываться.

Через несколько лет привиделся, явился ко мне в самом глубоком сне этот поезд. И была во сне осень. Не правда ли, сон рифмуется и с осенью, и с весной, входит в состав этих слов, только в ином, сумеречном порядке, и от порядка зависит смысл, направление, как направление поезда зависит от порядка вагонов, так, во всяком случае, чудилось мне во сне.

Зачем-то я оказываюсь на станции и вижу поезд. Я знаю, что стоит он с того давнего вечера, как доставил меня сюда. Мое место в вагоне пустует. Поезд стоит. Ждет.

Сон этот меня встревожил, и к вечеру я не выдержала, поехала на станцию.

Первый путь был занят скорым поездом на Москву. Пассажиры прохаживались, дышали тихим провинциальным вечерним воздухом, он пах мазутом, черным каменным углем, сожженными листьями, печным дымом. Путейцы стучали молоточками по железным колесам.

«Отправляется», – сказал голос.

Пассажиры забрались в теплые свои вагоны, проводники встали в дверях, поезд тронулся и покатил.

Открылся второй путь. На нем стоял товарный. Черные цистерны.

Сон не сбылся.

Открытка

Нина еще не привыкла жить так далеко от земли, под самым небом. Она смотрела вниз, и ей казалось, что дом колеблется, едва держит равновесие. Она отступала от окна, задергивала занавески. И слышала, как ворчит громадный город, чудище, поглотившее их всех.

Коля обещал, что Нина привыкнет и полюбит высоту. Он уверял, что чувствует себя хозяином всех этих огней, дальних и близких, движущихся, мигающих, разноцветных. Утром огни гасли, утром город становился другим, из галактики с дальними звездами превращался в муравейник, и Коля превращался из космического странника в муравья.

В конце июня они собирались в Италию, к Тирренскому морю, и Коля сказал, что дни будут долгие, жаркие, соленые, что небо будет синее, а камни на берегу древние.

Поздним вечером 16 июня 2000 года они ждали такси в аэропорт. Дул холодный северный ветер, но они оделись по-летнему: шорты, футболки, сандалии. Нина обошла квартиру, проверила краны, выключатели, плиту.

– Ну, – сказала, – пока, фатерочка.

– Это что еще за фатерочка? – удивился Коля.

– Квартира. Мама моя так говорила.

– Запомню. Фатерочка. Эй, не скучай тут без нас.

Перед отъездом Нина квартиру прибрала, вымыла. Коля шутил, что боится вдохнуть и боится выдохнуть.

– Мавзолей, не дом.

Машину вызвали на десять вечера. Собрались без четверти. Погасили свет и вышли за порог.

Лифт бережно доставил их на первый этаж. Коля подхватил чемоданы и направился к такси, а Нина задержалась проверить почтовый ящик. Все перед отъездом необходимо было привести в порядок, все-все.

Машина уже стояла у подъезда. Водитель открыл багажное отделение, Коля погрузил чемоданы. Нина не появлялась.

– Минутку, – сказал Коля.

– Ради бога, – отвечал водитель.

Коля стоял возле машины, ждал.

Нина вышла. Лицо у нее было растерянное.

– Что? – испугался Коля.

Нина протянула ему открытку.

Снеговик с морковным носом. Надпись над снеговиком: «С новым 1976 годом!»

– Ха, – сказал Коля, – а я уже был на свете.

– Я тоже. Мне в семьдесят шестом исполнился год.