Проход упирался в лестницу, и они уселись на верхней ступеньке. Снизу доносились голоса и временами топот торопливо бегущих ног, но никто не появлялся. Над ними медленно поворачивалось в незримых потоках воздуха пыльное чучело крокодила. Серая набивка вылезала из расползающихся швов.
— Сирин, как ты можешь встречаться с этой тварью?!
Сирин, не поднимая глаз, покачала головой.
Джейн взяла руки подруги в свои. Они были как лед. Сирин похудела, скулы заострились, глаза сделались блестяще-холодными. Нисса выглядела красивой и обреченной.
— Понимаю, это не мое дело. Но ты в последнее время пропускала очень много занятий. Девочки начинают шушукаться. Они говорят, что, если твой средний балл упадет хоть немного ниже, тебя отчислят автоматически.
— Отчислят. Смешно.
— Именно об этом твоем отношении я и говорю! Сирин, послушай, у меня хватает своих проблем, и я не смею слишком сильно влезать в твои. Понимаешь? Если я попытаюсь тебе помочь, не поздоровится нам обеим. Но я твоя подруга. Я могу по меньшей мере предупредить тебя о том, приближение чего очевидно всем, кроме тебя.
Сирин сидела неподвижно словно колонна. Лицо ее было белее соли.
— Я отмечена, — сказала она. — Для Десятины.
«Ты не знаешь», — чуть не сказала Джейн. Но что-то в выражении лица Сирин убедило ее в обратном.
— Откуда тебе известно?
— Я смотрела. Трижды. В девичьем зеркале. В лужице чернил. В пригоршне собственной крови.
— Ты не можешь знать наверняка! Предсказание не точная наука.
— Три-то раза? Точнее не бывает.
Наконец Джейн прорвало. Она плакала, не в силах остановиться.
— Ох, Сирин, что ты наделала! Ты же знаешь, как опасно заглядывать в будущее. Половина из того, что оно показывает, не сбылась бы, если бы ты его не предвидела. — Она выпустила руку подруги, чтобы обнять ее и утешить. Но чувства хлынули через край, и вместо этого она изо всех сил стукнула ее по плечу. — Черт тебя подери! Почему?
— Я не знаю, — бесстрастно произнесла Сирин. — Я вообще не знаю, почему я делаю в жизни то или это. Когда я заглядываю внутрь себя, там одна пустота. Где должно быть что-то, там ничего нет. Почему? Я не знаю. Но почему бы нет?
Крокодил хитро косился на них обеих. В мутном стеклянном глазу мерцала искра иронии, а беззвучный смех грозил растянуть его ухмылку так широко, что вся его серая вата могла вывалиться. Справившись с собой, Джейн вытерла слезы рукавом.
— Еще можно что-нибудь сделать.
— Я уже все сделала. Я даже подумывала купить себе освобождение, а это уже предел.
— Ты могла бы…
— Раз я не собираюсь этого делать, что об этом говорить? — Внезапно Сирин рассмеялась, тряхнула волосами и сказала: — Ни слова больше. Пойдем потусуемся в студенческом центре. Выпьем лимонаду, перекинемся разок-другой в карты, посплетничаем немного. Повеселимся. Мне осталось всего ничего, так что я не хочу тратить ни секунды на бесполезные разговоры.
Закусив губу, Джейн кивнула. Они начали спускаться по лестнице. Крокодил над ними становился все меньше. Джейн чувствовала, как его насмешливый взгляд превратился в точку, моргнул и пропал.
— Сирин? Что ты говорила насчет освобождения? Ты имела в виду, что я могла бы откупиться от Десятины?
— Забудь, что я вообще об этом говорила. Это все равно стоит больше денег, чем у тебя есть.
Как выяснилось, освобождение от Десятины стоило запредельных денег. Джейн задержалась возле кабинета профессора Немезиды, чтобы уточнить размер выкупа, хотя сомневалась, что сумеет сбить цену. Брошюрка с правилами лежала у нее в сумочке в тот вечер, когда Крысякис заявился к ней за перчатками.
Он поймал ее на выходе из анатомички. Металлическая дверь с легким щелчком закрылась за ней, отрезая холодные ряды трупов на оцинкованных столах. Холодильные камеры находились в торце слабо освещенного тупика, и в этот поздний час народу здесь не было. В залах стояла тишина.
Из-за угла, перекрывая проход, на велосипеде выкатилась Мартышка. Крысякис неторопливо шагал рядом с ней.
Джейн остановилась.
Обогнав Мартышку, Крысякис приблизился к Джейн. Она молчала, ожидая, что он ей скажет.
— Ты слышала? — спросил он. — Сирин наркоманка.
— Что? Бред какой-то. — Разволновавшись, поскольку это слишком походило на правду, Джейн продолжала: — Она не стала бы. Сирин не такая.
Мерзавец пожал плечами.
— Верь, чему хочешь. — Дальше по коридору Мартышка оперлась на свой велосипед, глаза ее превратились в два пылающих пятнышка ненависти. — Нам с тобой есть о чем поговорить.
— Я не стану воровать для тебя. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
— Всегда есть способы уладить дело.
— Я ничего тебе не должна.
— Да? — У Крысякиса подскочили брови. Он протянул ладонь. — Гони перчатки из кожи фавна, и мы квиты. Я уйду из твоей жизни, и ты больше никогда меня не увидишь.
Джейн промолчала. Ей нечего было ему ответить.
Крысякис повернул голову, чтобы проверить, что кругом никого нет, кроме нее и Мартышки. Затем стал медленно расстегивать брюки и, явно уверенный, что ничего на свете нет соблазнительнее, вывалил наружу свое хозяйство.