— О кальян, — обратился он к трубке, призывая ее в свидетели, — сохрани в чреве своем влагу, а в голове огонь! Будь свидетельницей того, что тот, кто сердится на меня, сейчас заговорит со мной, за-го-во-рит, за-го-во-рит! А не то я выкурю целых десять трубок табака!
Услышав это, Комолмони, очаровательная в своем гневе, сверкнув голубыми, как лотос, глазами, поднялась.
— Десять трубок не выйдет! — сказала она. — От одной трубки я не могу вымолвить ни слова, а от десяти совсем лишусь дара речи.
Она подошла к Сришчондро, высыпала табак и заглушила божественный огонь.
После того как первый каприз Комолмони был удовлетворен, она рассказала о причине своего беспокойства и показала письмо Шурджомукхи.
— Если министр не в состоянии объяснить это, я сегодня же сокращу ему жалованье.
— Жалованье вперед, тогда объясню.
Комолмони приблизила свои губы к лицу Сришчондро, и тот получил свое «жалованье».
— Это — шутка! — сказал он, прочитав письмо.
— Кто шутит? Ты или Шурджомукхи?
— Шурджомукхи.
— Я увольняю господина министра. Он окончательно лишился рассудка. Разве может женщина так шутить?
— Если не может так шутить, то тем более не поступит так серьезно.
— Ничего не поделаешь — любовь! Я думаю, что это серьезно.
— Неужели?
— Пусть я съем собственную голову, если это неправда.
Сришчондро ущипнул жену за щеку, и она сказала:
— Хорошо, пусть я съем голову своей соперницы.
— Тогда тебе придется умереть с голоду.
— Ладно, ничьей головы я есть не буду. Вероятно, творец съел голову Шурджомукхи. Я думаю, что брата заставляют жениться.
Сришчондро оказался в затруднительном положении.
— Я ничего не понимаю, — признался он. — Может, написать письмо Ногендро, как ты думаешь?
Комолмони согласилась, и Сришчондро тотчас же отправил Ногендро шутливое письмо. Вскоре от Ногендро пришел ответ:
«Брат! Не презирай меня, но что пользы в этой просьбе! Все равно ты станешь презирать того, кто достоин презрения. Я женюсь. Если бы все живущие на земле отвернулись от меня, я бы все равно исполнил свое намерение. Иначе я сойду с ума, я и так уже недалек от этого. Этим, кажется, сказано все. Вероятно, и вы уже не станете удерживать меня. Но, если станете, я готов защищаться.
Если кто-нибудь скажет, что замужество вдов запрещено индуизмом, я отвечу: почитайте Бидьяшагора. Если уж такой великий пандит, знаток шастр, говорит, что замужество вдов не противоречит шастрам, кто же тогда осмелится говорить обратное?
Если ты скажешь, что женитьба на вдове противоречит общественной морали и что, женившись, я должен покинуть общество, я отвечу тебе: кто посмеет изгнать меня из общества, если общество Гобиндопура — это я? Что же такое изгнание из общества?
И все же, чтобы не оскорблять ничьих убеждений, я женюсь тайно, никто не будет об этом знать.
Против всего этого ты возражать не станешь, но скажешь, что двоеженство аморально. Почему? Как утверждают англичане, в Индии никто никогда не считал двоеженство аморальным. Англичане сами заимствовали обычаи от иудеев, но ведь мы с тобой не считаем обычаи иудеев откровением божьим. Почему же двоеженство аморально?
Ты скажешь, если возможно двоеженство, почему же невозможно двоемужество? Я отвечу. Двоемужество может причинить зло обществу, о двоеженстве этого сказать нельзя. При двоемужестве невозможно установить отцовство, а ведь отец — воспитатель детей. При отсутствии возможности установить отцовство в обществе возникает неразбериха. Что же касается двоеженства, то установить материнство в этом случае не представляет никакой трудности. Подобных аргументов можно привести великое множество.
Аморально то, что является злом для большинства людей. Попробуй докажи, действительно ли двоеженство причиняет зло многим?
Ты скажешь, что мой брак вызовет большие осложнения в семье. Я возражу тебе. Я бездетен. Когда я умру, моя фамилия исчезнет. Этот брак дает мне возможность продлить род, разве это не довод?
И, наконец, последнее возражение — Шурджомукхи. Как я смею платить такой неблагодарностью за ее любовь и преданность? Ответ. Шурджомукхи не возражает. Она сама подала мне эту мысль, она сама подсказала мне такой выход. Этот брак полностью соответствует ее желанию.
Могут ли быть еще возражения?
Тогда почему же мой брак порицается?»
Возражения есть
— «Почему порицается»?! — воскликнула Комолмони, прочитав письмо. — Всевышний знает почему! Но какое заблуждение! Мне кажется, мужчины ничего не понимают! Одевайтесь, господин министр! Мы должны ехать в Гобиндопур!
— Ты хочешь помешать свадьбе? — спросил Сришчондро.
— Да. В противном случае я умру на глазах у брата.
— Это тебе не удастся. Зато ты сможешь утереть нос новой невестке. Ради этого стоит ехать. Едем!
Комолмони и Сришчондро стали спешно готовиться к отъезду.