Часа через три все люди, грузы и вызывающий сильнейшую аллергию у мистера Смита роскошный паланкин из позолоченного красного дерева были благополучно переправлены на берег. Возбужденные солдаты, переодетые в гражданское платье, с удовольствием прохаживались по твердой земле, глазея по сторонам. «Знали бы вы, любезные, что не всем из вас суждено вернуться домой, — подумал Кроуфорд. — Пожалуй, беспечности бы у вас поубавилось!»
Сам Кроуфорд никак не мог выкинуть из головы мысли о тех опасностях, болезнях, хищных зверях и индейцах-людоедах, встреча с которыми неминуемо ждала на пути к кладу. Он на собственной шкуре убедился в справедливости старинного утверждения: большие деньги требуют большой крови. Посему даже яркое солнце, безмятежное море и райские виды острова ни на минуту не могли заставить его выбросить из головы дурные предчувствия. Кроуфорд боялся и, как умный и смелый человек, открыто признавался в этом себе. Он боялся того, чего он не мог предугадать и к чему, следовательно, не мог и подготовиться.
Сходя со шлюпки, чтобы погрузиться в роскошный паланкин, Кроуфорд заметил в толпе любопытсвующих бесстрастно сидящего прямо на земле мальчика-индейца. Его спокойное лицо резко контрастировало со смышлеными черными глазами, которыми он цепко ощупывал всех и каждого. Волосы его явственно отливали рыжиной, что допускало мысль о некой примеси чужой крови. Он был одет в одну грязную набедренную повязку. На груди его красовалась искусная татуировка пернатого змея, в длинных, словно оттянутых мочках ушей висели серьги из разноцветных перышек. На руках мальчик держал… Вот почему Кроуфорд остановился, вот почему замерли негры рядом с паланкином, вот почему не плескалась больше вода, шлепая зеленой волной в деревянную пристань. На руках индеец держал крошечного толстого красновато-рыжего щенка, который щурил маленькие подслеповатые глазки и с тупой мордашки которого текли слюни.
Кроуфорд подошел к индейцу.
— Сколько хочешь за собаку, сеньор? — спросил он по-испански.
— А сколько даст белый господин за свою душу? — спросил мальчик на ломаном испанском и рассмеялся, сверкнув острыми белоснежными зубами.
Кроуфорд смотрел на мальчика, и в душе его шевелилось странное чувство.
— Пойдешь ко мне на службу? — вдруг спросил он парня.
— Отчего ж не пойти, коли заплатишь.
— А сколько ты хочешь?
— А сколько дашь?
— Я вижу, мы можем так торговаться до заката. Еда, одежда и пять золотых в месяц.
— Идет!
— Но собака моя!
— А ты у нее спроси.
Кроуфорд присел на корточки перед мальчишкой и аккуратно двумя руками взял теплого щенка к себе на руки.
— Харончик, — прошептал он, — Харончик, ты простил меня и вернулся, да?
Глупая, непрошеная слеза вдруг выскользнула у него из глаза и скатилась по носу. Щенок ловко слизнул ее розовым языком.
Наверное, в этой слезе, как в экстракте, была сконцентрирована вся невыплаканная боль его сердца.
— Что ж, он тебя признал. Таких собак не продают, ты знаешь. Я дарю ее тебе. И я послужу тебе. Но с одним условием.
— С каким? — спросил Кроуфорд, прижимая щенка течичи к груди.
— Я уйду, когда захочу.
— По рукам, малыш. А звать-то тебя как?
— Зови меня Чилан[16]
, — мальчик улыбнулся, сверкнув зубами.— Странное имя для ребенка, — пробормотал Кроуфорд себе под нос. — Да, забыл спросить, а что ты умеешь делать?
— Я… вор.
— Что ж, даже король не мог бы короче охарактеризовать свою деятельность. По рукам!
Кроуфорд протянул индейцу руку, украшенную золотым перстнем с крупным изумрудом. Индеец хлопнул по ней своей цепкой, как кошачья лапа, ладонью.
— Что вы делаете, месье Рауль? — услышал он за спиной изумленный вскрик. Обернувшись, он обнаружил у себя за спиной красного и возмущенного Джона Смита.
— В каком смысле, сэр?
— В этом, сэр. Вы зачем жмете руку этому грязному индейцу? Это ваш шпион, да? И зачем вам эта поганая собачонка, а?
— Буду заражать вас глистами, милый Джон. Сейчас вот только организую заговор и сразу займусь вами.